Уральская душа

Недавно в Саров с частным визитом заезжал мастер международного класса по тяжелой атлетике, шестикратный чемпион России, призер «Арнольд Классик» да и просто самый сильный человек страны — Михаил Кокляев. Встречу с ним специально для наших читателей помогли организовать начальник группы КБ-1 Евгений Горностаев и тренер ДЮСШ Владимир Калиниченко.

Михаил приехал в Саров уже поздним вечером после проведенного турнира по силовому экстриму в Арзамасе и посещения Дивеева. И вот я сижу напротив тяжеловеса, который раза в два меня больше. Но его улыбка, уральский говор и простота стерли все стереотипы, которыми окутаны сильные люди. Мы сразу же перешли на ты.

О не своей фамилии

— Миш, почему именно силовой вид спорта?

— Был бокс, борьба, каратэ, а потом захотелось стать большим и сильным — девочкам нравиться. У нас есть каменный карьер, вот там летом здорово покрасоваться, бицепсом поиграть. Я в штангу случайно попал. Пришел в зал, думал подкачаться, а полгода спустя оказалось, что я не для бодибилдинга, а тяжелой атлетики. Но втянулся, и пошло. А в ноябре прошлого года прошел один эксперимент: по моему ДНК врачи хотели выяснить, в каком виде спорта я состоялся бы как спортсмен. Выкачали из меня много крови в разных колбочках. За результатами прихожу к врачу, сажусь напротив нее, а она мне: «Михаил, вы только не обижайтесь, но у меня спортивных способностей больше, чем у вас. Мы всей научно-экспериментальной группой удивились, почему человек, который носит звание „самый сильный человек России по силовому экстриму“, не имеет генетической предрасположенности». Сижу и думаю про себя: «Миха, ты же просто проходимец, который шел мимо спортзала и захотел „накачать банки“, чтобы девчонок завлекать. Какие рекорды?» У меня даже фамилия не моя. Я ее с детства не люблю, потому что в школе меня называли «катлета», именно через «а». Но когда я стал кандидатом в мастера спорта по тяжелой атлетике, то за эту дразнилку стал бить больно. И в 10-м классе меня уже никто не называл «катлетой» — боялись связываться с мастером спорта. А некрасивая фамилия нравится мне только тем, что ее носит моя любимая женщина и что это фамилия моего героического дедушки Василия Гавриловича Кокляева, который прошел три военных кампании: польскую, финскую и Великую Отечественную и имеет два ордена «Красной Звезды», орден «Великой Отечественной войны» 2-й степени, орден «Красного Знамени», медаль «За взятие Варшавы».

А так моя настоящая фамилия Лукьянчиков. Расскажу историю, которую еще никогда никому в интервью не рассказывал. В 1952 году мальчик Витя (мой папа Виктор Михайлович), родом из Оренбурга, заболел настолько серьезно, что мог умереть, потому что кушать нечего было. Его тетка, Вера Семеновна Лукьянчикова, сестра папы (дедушки Михаила), была замужем за младшим лейтенантом Красной Армии Василием Гавриловичем Кокляевым. Они забрали больного мальчика на лечение в Сочи, и он настолько привык к ним, что его усыновили и дали фамилию Кокляев.

Вобщем, я и сам не понимаю, как я попал в штангу, видимо, кто-то ведет меня, верю, что к чему-нибудь да приведет. Верю, что не зря все делается. Будет результат.

О вере

— Как ты пришел к вере?

— Как фраер. Почему? Потому что игрок был, всю жизнь думал, что для джек-пота не хватает чьей-то помощи. Нужно было работать, добивать до конца и получать максимальные результаты, а я работал спустя рукава и надеялся, что кто-то свыше мне поможет. А чтобы кто-то помог свыше — нужно к нему приблизиться. А чтобы приблизиться, нужно принять веру, надеть крестик, стать православным, перед Богом стоящим, и говорить: «Да, Господи, я стал к тебе ближе. Теперь-то ты мне поможешь?» А Бог начинает проверять твою веру, и ты начинаешь выкручиваться — показывать, что у тебя есть совесть, ты любящий сын, муж, отец. Но Господь ждет другого, дает понять, что это все я делаю для себя, и для смирения гордыни посылает новые испытания.

Хочу установить на Северном полюсе крест из лиственницы, привезенный из Свердловской области, освященный моим духовным отцом, — в честь рекорда становой тяги, который мы хотим там побить. Когда я рассказал об этом своему духовнику, спросил его: «Может, его унесет, люди его сожгут?» А он сказал: «Ничего со святым крестом не будет, верь мне, стоять будет вечно. Никто до него не доберется, и водой его не унесет, только верь…» И я понимаю, что я еще и до нулевой отметки верующего не дошел.
На днях разговаривал с одним мусульманином, да так, как будто мы знаем друг друга всю жизнь, как будто книжки одни читали. Он рассказал, что когда его дети родят ему внуков, то ему ничего не надо будет, он не будет лезть в жизнь детей, времени будет хватать только на внуков. Вот и я так хочу. Хочу быть веселым стариком, который покупает своим внукам сладости, учит играть на гармошке, гитаре. Мне ничего не надо будет, только забота о них.

О женщинах

— Как ты относишься к женщинам в тяжелой атлетике?

— Воздержусь от комментариев, потому что среди женщин-спортсменов есть мои друзья. И не буду говорить, хочу ли я отдать в этот спорт свою дочь. Если она сама захочет — скажу «да». Однажды я сказал своему другу: «Леха, я конечно за тебя, но не против коллектива». Поэтому, я не против, если моя дочка будет заниматься железным спортом, но против женщин в железном спорте. По церковным канонам, нет в этом спорте ничего необходимого для женщины.

О спорте больших достижений

— Как ты считаешь, наша страна нацелена на спорт высоких достижений или массовый, и что важнее?

— Все важнее. В России, в стране с великой историей должен быть и массовый, и спорт высоких достижений. Обязательно. Это как разведчики и пехота. Разведчики на острие ножа идут, а пехота их поддерживает с флангов и в тылу. Так и в спорте. Я отношу себя к спецназу — к разведроте. Это те, кто впереди идет неведомо куда, может, там засада ждет, бой, может, погибнут, а может, героем выйдут. А позади — детская спортивная школа, подрастающие бойцы. Обязательно должно все быть, это две неотъемлемые части, и у нас в стране все для этого есть.

О душе

— Как снимаешь стресс и усталость?

— По-разному, зависит от обстановки. Вот я был в Чите, турнир провел, семинар, пресс-конференцию, тренировку — так размотало, в таком состоянии был, что просто кошмар. А сюда приехал — такое ощущение, что обороты набираю, подзаряжаюсь. Прошел по Канавке в Дивееве, прочитал «Богородице Дево…», искупался в святых местах и хорошо как-то стало.

— Что можешь простить людям, а что нет?

— Думаю, я не умею прощать, а только закрываю глаза. Я считаю, прощение — это когда забыл и вообще не вспоминаешь, а когда ты помнишь — это не есть прощение. Конечно же, близким и родным людям не смогу простить какой-либо поступок по отношению к моему эго, предательство, например. Но с другой стороны, даже если мой сын будет стрелять в меня, как у Гоголя в «Тарасе Бульбе», я бы не смог убить. Николай Васильевич Гоголь перегнул, мне кажется. Получается, это я плохой отец, если сын смог пойти против меня, я где-то недосмотрел, не так сделал…

— За что болит душа?

— За Украину. Еще жена с детьми в Таганрог к теще уехала, и я их увижу только в августе… Душа болит, что так происходит. Ничего страшного, не военные действия, но дела не отпускают к семье уехать. Недавно увидел, как пацан поднимал штангу, и я понимаю, что я так уже не смогу. Вспоминаешь, как это было круто, я ведь тоже так мог. Можно попробовать, есть силы, но с трудом верится, что получится. Чем старше становишься, тем больше болит.

А по сути, кто я? Человек с чужой фамилией, вице-чемпион чего-то, не имеющий генетики, живущий не пойми как с женой наполовину армянкой и детьми с пшеничными волосами и глазами небесного цвета…

Сейчас начинаю находить себя в другом: проведение соревнований, турниров, тренингов. Но одна мысль не дает покоя и заставляет меня тренироваться дальше — отсутствие титула «Самого сильного человека планеты». А вице-чемпион как-то не звучит для меня. Кому-то моих титулов и не собрать никогда, а мне всё мало.

Беседа наша завершилась глубокой ночью, которая способствовала серьезным и философским ответам, но все-таки расстались мы на радостной ноте — с шутками и анекдотами. А на прощание русский богатырь дал мне автограф и осторожно пожал руку. Просить о серьезном рукопожатии я не решилась.

Ирина ГАВРИЛОВА, фото автора