В. П. Незнамов: «Мы обязаны заниматься фундаментальными исследованиями»

В конце прошлого года научное сообщество ядерного центра пополнилась вторым (наряду с директором ИЛФИ С.Г.Гараниным) членом-корреспондентом РАН. Высокое звание получил первый заместитель научного руководителя РФЯЦ-ВНИИЭФ В. П. Незнамов.

В канун Дня российской науки Василий Петрович стал гостем нашей редакции. Разговор получился не только о науке…

— Василий Петрович, я поздравляю вас со столь высоким признанием ваших научных заслуг и хочу вас спросить: вы когда-нибудь предполагали, что станете членкором?

— Сказать, что нет, будет неправдой — любой солдат мечтает стать пусть не генералом, но офицером. Поэтому я к этому, конечно, не стремился, но это не стало для меня большой неожиданностью. На три вакансии в нашей секции ядерной физики было 62 претендента. В мою поддержку активно выступали академики Ю. А. Трутнев и Р. И. Илькаев. Очень хорошие слова сказали академики с большой земли — Д. В. Ширков, С. С. Герштейн, В. Г. Кадышевский. В результате с максимальным количеством баллов я был избран членкором.

— Какой наукой вам нравится больше заниматься — прикладной или фундаментальной?

— Я считаю, что лучше гармонично заниматься и тем, и другим. У меня много работ по основной тематике, но, как только появлялась возможность в длительных командировках, на полигонах, в отпусках, я все свободное время посвящал фундаментальной науке.

— Василий Петрович, вы работаете в Институте почти 45 лет. Давайте вспомним, что было с наукой тогда, в лихие 90-е и как обстоят дела сейчас?

— Мы приехали сюда после МИФИ (кафедра теоретической ядерной физики) в 1968 году сплоченной группой. До сих пор в ИТМФ продолжают рядом со мной работать Виктор Григорьевич Анцышкин, Александр Иванович Харченко, Николай Борисович Бабичев. Первая наша прогулка от общежития по ул. Ленина, 4 закончилась очень быстро — мы уперлись в лес (сейчас там улица Харитона) и очень удивились: по сравнению с московскими размерами город показался очень маленьким. Загрустили, конечно. Один из приехавших «мифистов» не выдержал и через некоторое время уехал, а команда теоретиков из ВНИИЭФ во главе с тогда еще членкором Ю. А. Трутневым проверила уровень наших знаний, и мы начали работать в первом отделении. Когда нам рассказали, чем мы будем заниматься, какие перспективы, это очень понравилось. Атмосфера была очень демократичная: каждый мог задавать вопросы, критиковать, обсуждать, спорить (кстати, это осталось до сих пор). Мы активно включились в работу, у каждого появился хороший наставник. Я попал к В. Н. Михайлову, а когда он уехал, перешел на работу в лабораторию Р. И. Илькаева. Время было такое, когда делалось живое дело, которое нужно было стране, когда мы непрерывно совершенствовали наши изделия, испытывали их «вживую», когда нас поощряли, когда нам говорили спасибо. В общем, для молодежи это было очень здорово.

90-е годы для всех были тяжелыми. Когда началась перестройка, мы все были «за». Но не ожидали, что потом эти процессы разовьются так неуправляемо. Можно было действовать, наверное, по китайскому образцу — постепенно переходить на новые условия хозяйствования, не бросая в пучину весь российский народ. Но поскольку нам говорили, и мы в это верили, что основа безопасности страны — это наш Институт, то из города никто из значимых ученых не уехал. Счастье, что во главе отрасли был твердый В. Н. Михайлов, он много сделал для ее спасения. Его нещадно ругали за продажу высокообогащенного урана, но именно за счет этих средств осуществлялась поддержка нашей отрасли и нас в том числе, иначе бы мы кончили тем, чем кончили многие фирмы оборонно-промышленного комплекса.

В 1996 году закончились натурные испытания. С одной стороны, это плохо, а с другой, началась разработка имитационного моделирования, модернизация и создание новых экспериментальных установок. А это означает непрерывное развитие научных и творческих сил. Поэтому я бы не сказал, что настоящее хуже прошлого — сейчас очень много задач, проблем, которые нужно решать. И конечно, крайне важно воспитание талантливой молодежи. А для этого мы предпринимаем различные шаги. У нас есть соглашения с 20 ведущими вузами страны, у нас есть кафедра в МФТИ, четыре кафедры в МИФИ и т. д. Мы всеми способами стараемся привлечь сюда молодежь, и это иногда получается. Но этого пока нам мало.

— Кстати, о молодежи. Как вы думаете, что сейчас ей более интересно: деньги, признание, моральное удовлетворение от работы? Вы можете во временнОм отрезке проследить, какая была молодежь и какая она сейчас?

— Во все времена молодежь разная. Некоторым очень нравится заниматься наукой, даже без особых материальных привилегий. Предельный случай — математик Перельман. А есть другая молодежь, которая считает, что без материальных благ и заниматься наукой не надо, а нужно работать там, где эти блага есть. И в этом нет ничего страшного — жизненные ситуации бывают разные. У нас из теоретического отделения, когда не платили зарплату, некоторые уходили в бизнес. Поэтому для того, чтобы молодежь занималась наукой, надо прилагать очень много усилий со стороны государства и тех, кто ее выращивает, кто хочет воспользоваться плодами их знаний. Конкретно для нас главная проблема — то, что сразу отталкивает молодежь из престижных вузов, — ограничение в правах для работающих по закрытой тематике. Ведь даже когда организовали технопарк как открытую площадку, сразу возникла зона ограниченного доступа в его окрестностях. Или был МНТЦ, где и зрелые ученые, и особенно молодежь могли общаться с ведущими зарубежными и российскими коллегами. Теперь его нет, в итоге стало тяжело направить молодежь на конференцию, даже российскую. Поэтому в последнее время мы очень активно работаем над созданием во ВНИИЭФ некоторой открытой площадки для фундаментальных исследований, куда могли бы приглашать молодежь из престижных вузов с тем, чтобы обеспечить хорошие моральные и материальные условия, и без ограничения в правах. И тогда вовсе не исключено, что молодой человек, поработав в таком месте, освоившись с нашим городом, может перейти на работу по закрытой тематике.

— Почему человек, отучившись в престижном вузе, получив хорошее базовое образование, уезжает из России работать на другую страну? Или он становится человеком мира, ведь фундаментальной наукой можно заниматься в любой точке планеты?

— Ответ на ваш вопрос очень прост — здесь в России не созданы условия для его работы.

— А во ВНИИЭФ разве нет этих условий? Зарплата хорошая, экспериментальная база прекрасная, в «Яблоневом саду» дом дадут — приезжай, работай!

— Зато вы сталкиваетесь с тем, что не можете отдохнуть за границей, тогда как ваши друзья, или жена, или дети это могут. Таких мест, как ВНИИЭФ, очень мало. В Протвино ускоритель на ладан дышит в смысле кадрового обеспечения, потому что нужно вкладывать деньги, чтобы ученые работали на современных установках, пользовались современными средствами, имели средства коммуникации. Только увеличение зарплат ситуацию не спасет.

— У нас все время декларируется, что Россия должна вставать на инновационные рельсы, идет бурный рост технопарков, создали Сколково. Почему нельзя было на основе академгородков сделать инновационные научные центры?

— Понимаете, в настоящее время, наверное, это невозможно, потому что от тех академгородков, к сожалению, остались рожки да ножки. Был развал СССР, тяжелые 90-е, когда даже наша отрасль еле-еле выстояла благодаря тому, что ее возглавлял Виктор Никитович Михайлов и была твердая позиция руководства страны по сохранению ядерного оружия, нашего основного стержня безопасности. А теперь никуда не денешься — надо на основе новых мест организовывать инновационные проекты, хотя при должной организации и в Сибирском академгородке это можно сделать.

— В продолжение темы. Как вы оцениваете появление саровского инновационного кластера и его перспективы?

— Положительно. Идея хорошая, тем более что рядом есть ВНИИЭФ, мощный градообразующий научный центр. Мы остаемся закрытым образованием, и если не включим сюда новые инновационные проекты, то заниматься бизнесом в нашем городе будет чрезвычайно тяжело, и практика это показала. Поэтому сама идея правильная, и если все будет организовано хорошо, тем, кто отвечает за кластер, стоит только поклониться.

— Каковы основные направления научной деятельности ВНИИЭФ?

— Мое искреннее убеждение — мы обязаны заниматься фундаментальными исследованиями, потому что именно на их основе возникают новые практические разработки по основной тематике и мы становимся компетентными в тех направлениях науки и техники, которые развиваются во всем мире. Без грамотного сопровождения этих процессов нельзя. А дальше вся наука у нас развивается применительно к основной цели нашей деятельности. А какова она? Мы имеем ядерный потенциал, и ежегодно наша отрасль докладывает президенту, что он надежен и безопасен. Во всех направлениях, связанных с изучением многообразных физических процессов, которые происходят в наших изделиях, мы обязаны увеличивать свою компетентность. А для этого нужно развитие теоретической физики, математического моделирования, создание высокопроизводительных машин. Крайне важны газодинамические исследования. Необходимы также работы, связанные с ядерной и радиационной физикой. Не менее важен лазерный институт, где скоро начнется гигантское строительство сверхмощной установки. Еще одна важная ипостась — электрофизические исследования. Наконец у двух наших КБ тоже есть своя наука, и она развивается вместе с установками. В общем, наш Институт разнообразный, и все направления научной деятельности очень важны.

— А государство это понимает?

— Нас никогда не забывали первые лица страны — к нам приезжали все три президента Р. Ф. Мы всегда чувствовали, что наша деятельность нужна России. Никто никогда не говорил нам, что мы занимаемся вредным делом и его следует прекратить.

— Готова с вами поспорить, потому что кандидат в президенты господин Прохоров считает, что в таком объеме нам оборона не нужна.

— Советская армия, действительно, была избыточной. Другой вопрос, что военная реформа проходит как-то слишком резко, грубо, бездумно. Мне кажется, то, что затраты на оборону в последнее время возросли, это шаг правильный. Два президента — предыдущий и нынешний — понимали и понимают, что без современной армии нас ждет судьба африканских, арабских государств или Югославии. Конечно, эти деньги можно было направить на другие нужды, но без мощных оборонительных сил и ЯОК Россия становится целью для расчленения и распада на слабенькие карликовые государства.
И потом, вы разве за последние годы не почувствовали, насколько во ВНИИЭФ стало лучше? Средняя зарплата у нас очень приличная. Но это только одна сторона. Вторая — приняты госпрограмма вооружений, федеральная программа по развитию нашей отрасли. И везде наш ЯОК финансируется, вкладываются средства фактически в то, что мы сами всегда предлагали. То есть это означает, что государство понимает наше значение и ценит результаты наших работ. Ведь мы сейчас по уровню финансирования вышли на лучшие советские времена. Без первых лиц этого бы не произошло. Поэтому я считаю, что президент и премьер-министр прекрасно понимают роль и значимость ЯОК и ВНИИЭФ и доказывают это не просто словами, а делом.

— Давайте помечтаем. Что бы вам еще хотелось увидеть в науке ВНИИЭФ?

— Мне сложно сказать, чего у нас еще не хватает. Все подразделения ВНИИЭФ имеют ясное понимание того, что надо делать до 2030 года. Поэтому что-либо добавить мне сложно.
А вот в смысле города, конечно, хотелось, чтобы он был более цветущим, чтобы он соответствовал тому, что у него есть такое градообразующее предприятие. Хотя когда приезжают со стороны, Саров оценивают очень хорошо, но можно было бы кое-что и улучшить. Но для этого нужны средства.
Хотелось бы, чтобы результаты нашей деятельности в закрытой тематике все больше применялись в открытых отраслях науки. Кстати, это сейчас активно осуществляется. Мне бы хотелось, чтобы технопарк превратился современную инновационную структуру с комфортной средой обитания. И тогда у российских, а может, и зарубежных ученых и молодежи станет больше возможностей стремиться сюда и пользоваться теми знаниями, базой и интеллектом, которые у нас есть.

Алла ШАДРИНА, фото из архива редакции