Ярче тысячи солнц

Так уж устроен человек, что все хорошее, что происходило с ним в молодые годы, считает самым ярким и счастливым временем. В молодости и юности мечты казались ярче, а дела — глобальнее. О событиях пятидесятилетней давности ведущий научный сотрудник, начальник научно-исследовательской лаборатории ИЯРФ, кандидат физико-математических наук Александр Петрович Моровов вспоминает с теплотой и детальной точностью.

Он был одним из тех, кто объездил все полигоны Советского Союза и присутствовал при проведении наземных и воздушных испытаний. В его памяти яркими всполохами сияют воспоминания о свете «тысячи солнц», увидеть которые довелось не каждому.

— Помните, у Роберта Юнга в его документальной книге «Ярче тысячи солнц» приводится отрывок из какой-то индийской саги: «Мощью безмерной и грозной небо над миром сияло, если бы тысяча cолнц разом над ним засверкала». Вот это явление такого же масштаба, — рассказывает Александр Петрович. — Представить ядерный взрыв может только тот, кто его воочию наблюдал. Вспышка света, развивающийся огненный шар, ударная волна, рев, который охватывал все пространство, завораживал своей чудовищной силой.

В 1955 году, после окончания МИФИ по специальности «Автоматика и электроника», Александр Моровов впервые пришел в конструкторский сектор Института. Это был год разработок и испытаний первой советской двухступенчатой термоядерной бомбы РДС-37. Все, что запомнил будущий инженер-физик об этом периоде, — небывалую суету вокруг проекта. Молодой ученый был еще слишком молод, чтобы принимать в ней участие. Его полигонная эпопея началась позже.

В 1958 году Александр Моровов перешел на работу в ядерно-физический сектор Института. Первая командировка Александру Петровичу запомнилась особенно ярко. Это были воздушные испытания на Новой Земле. Архипелаг представлял собой совершенно нетронутый девственный край с величественной суровой природой. В озерах и заливах водилось огромное количество рыбы, а ветры были шквалистыми: при самых сильных вариантах (так называли силу ветра моряки) опасно было даже из помещения выходить — мощный порыв мог запросто сбить с ног взрослого мужчину. Испытателям запрещалась поодиночке куда-либо отлучаться.
Воздушные сессии длились по полгода — испытатели выезжали на полигон в начале июля, а возвращались к наступлению полярной ночи. Ученых поселили на адмиральское штабное судно «Эмба» — якобы личную яхту Гитлера, конфискованную в качестве военного трофея. Судно передали в личное пользование адмиралу флотилии, а тот приспособил его под мини-гостиницу для почетных гостей — в том числе и командированных физиков-экспериментаторов. Кораблик курсировал между побережьем материка и бухтой Губы Черной, где располагался полигон. Задача специалистов ядерно-физического сектора заключалась в обработке и анализе физических измерений.

— После испытания мы в сопровождении солдат, которые помогали снимать индикаторы с точек, возвращались на площадку, — вспоминает Александр Моровов. — Это был эпицентр взрыва, земля дымилась под ногами. Я видел, как нервничали солдаты: все-таки ступать на поверхность, над которой только что взорвали ядерное оружие, было страшно. Но концентрация радиации не была смертельно опасной, поскольку радиоактивное облако не контактировало с землей.

С тех пор Моровов два раза в год выезжал на полигоны. В 1978 году он стал начальником научно-исследовательской лаборатории ИЯРФ. Со временем возможности измерения гамма-излучений изменялись, расширилось и поле деятельности ядерно-физических исследований в целом.
Однако через некоторое время в стране запретили проведение ядерных испытаний. Огромный пласт теоретических и практических знаний, наработанный саровскими физиками-теоретиками и экспериментаторами, требовал реализации. Процесс физических измерений пришлось перенести в другую плоскость. Началось плодотворное сотрудничество Института с Международным научно-техническим центром. Александр Моровов вместе со специалистами ИЯРФ участвовал в конференциях и совещаниях, познакомился с ведущими мировыми учеными.

— По сути, научная деятельность наших специалистов была разделена на два этапа: до запрещения ядерных испытаний и после, — рассказывает Александр Петрович. — А ведь была сформирована целая школа физических измерений при полигонных условиях. И когда появилась возможность сотрудничества с другими лабораториями, мы переориентировали деятельность. Долго перестраиваться не пришлось, поскольку заделы за годы советских исследований были настолько большие, а научная школа настолько сильной, что выход на международную арену прошел безболезненно.

К сожалению, в прошлом году Россия вышла из сотрудничества в рамках МНТЦ, и международные контакты Института продолжились по прямым контрактам между лабораториями.
Сегодня своими наставниками и учителями А. П. Моровов считает всех ученых, с которыми довелось поработать за эти годы: Ю. С. Замятнина, заместителя Ю. Б. Харитона по экспериментальной работе, непосредственного руководителя Е. К. Бонюшкина, А. И. Павловского, возглавлявшего в те годы работы по лазерной тематике. Это была школа, которая сформировала не только научные и мировоззренческие взгляды и подарила бесценный опыт, но и привила высокие моральные качества, уважительное отношение к коллегам и работе. Как ученый старой закваски Александр Моровов полагает, что из молодежи, приходящей сегодня в Институт, еще можно вырастить настоящих интеллигентов.

— Ошибочно думать, что интеллигенция исчезнет с нашим поколением, — улыбается он. — Молодежь имеет духовный и нравственный потенциал стать настоящими интеллигентами. Хотя времена изменились, и ценности теперь другие. В каких-то вещах они чересчур категоричны и требуют более внимательного к себе отношения. Но молодые специалисты формируются в среде, в которую попадают. Они высоко образованные и интересующиеся личности, готовые воспринять наш опыт.

Ольга ГОЛОВНЕВА, фото из семейного архива А.П.Моровова