Приоритет — работа!

Владимир Григорьевич Рогачев пришел в теоретическое отделение в 1969 году одним из первых. Сейчас он занимает должность заместителя директора РФЯЦ-ВНИИЭФ по международному научно-техническому сотрудничеству, а также возглавляет Центр международных связей (ЦМС). Владимир Григорьевич - доктор физико-математических наук, имеет звание старшего научного сотрудника. Мы попросили его поделиться воспоминаниями о работе в теоретическом отделении, рассказать о коллегах и руководителях.

— Свою работу в Институте вы начали под руководством Ю. А. Романова. Как вас приняли в коллективе?

— Я приехал сюда в конце шестидесятых как раз благодаря Ю. А. Романову. У нас в общежитии висело объявление, в котором выпускников приглашали на работу во ВНИИЭФ. Юрий Александрович приехал на физтех проводить собеседование. Он мне очень понравился, похоже, и я ему, поэтому взял с собой. Юрий Александрович Романов — ученик академика И. Е. Тамма. Это светлая личность, активный участник первых разработок, ему принадлежат некоторые изящные теоретические методы, с помощью которых решались сложнейшие задачи. Его по праву считают отцом нашего теоретического отделения. Наряду с основной деятельностью он занимался высокой наукой — теорией поля. Его окружали толстенные тетради, он все время что-то рассчитывал. Юрий Александрович десятилетия тратил на проверку гипотез. В общем, настоящий теоретик. Но это не мешало ему писать стихи, иногда двусмысленные, иногда удачные, но всегда доброжелательные.

Его все любили. Он был демократичным руководителем. Я не помню ни одного случая, чтобы он повышал голос. Несмотря на мягкий характер, ему удалось создать сильнейшее отделение, которое является таковым и до сих пор.

— С кем вы начинали работать и чем запомнились те годы?

— Романтичные были времена. Сегодняшняя жизнь прагматичнее. Тогда меньше думали о благах, например, о жилье. Безусловно, это играло роль, но жилплощадь выдавалась — сотрудники ВНИИЭФ получали квартиры, было общежитие. К тому же теоретики находились в более привилегированном положении. С точки зрения устройства все было хорошо, сейчас молодежи значительно сложнее.

Заместителем Романова был Владимир Гаврилович Заграфов. Соломон Анатольевич Кучай возглавлял лабораторию. Там же работал и сейчас работает Вадим Андреевич Жмайло — умный, добрый человек, но большой спорщик. У нас всегда были эмоциональные полемики, доходило до крика, но, тем не менее никто никого не унижал. Позднее пришли Слава Стаценко — труженик, очень яркая личность; настоящий теоретик Владимир Александрович Терехин; умнейший человек Виктор Павлович Башурин; азартная личность Игорь Георгиевич Жидов; Владимир Александрович Карепов — человек, который на все имеет собственное мнение, далеко не совпадающее с мнением других; В. Ватулин, который много раз принимал участие в натурных испытаниях, а сейчас занимается управляемым синтезом. Некоторых уже нет в живых. Коллектив был дружный, но разноплановый.

— Если вспоминать о работе и досуге, что приходит в голову в первую очередь?

— И тогда, и сейчас трудились, не считаясь со временем. Хорошим тоном было работать после пяти, шести, семи вечера, да еще и в выходные. У меня был личный своеобразный рекорд — рабочий день, длившийся 48 часов, — нужно было срочно подготовить научно-технические отчеты.

Был случай лет пятнадцать назад. Время безденежья, развала. В Институте денег не платили. Происходили угрожающие вещи: в мужских туалетах по утрам обнаруживались пустые бутылки, с каждым разом все больше и больше. Народ начал пить (не все, конечно), работы не было. Раньше такого не наблюдалось вообще. Тогда нам помогли гранты ММТЦ — Московского международного научно-технического центра. Эти деньги спасли сотни, если не тысячи людей. В окнах теоретиков до этого всегда горел свет — было видно, что здание живет. Потом это прекратилось — свет не горел. Когда стали сотрудничать с ММТЦ, окна зажглись снова, сотрудники работали по контрактам. А сейчас окна горят постоянно.

Отдых тоже был разнообразным. На все праздники мы готовили спектакли, всевозможные номера. Благо команда у нас подобралась веселая. Однажды мы решили сделать пародию на «Принцессу Турандот» и фильм «Белое солнце пустыни» разом. Светлана Геннадьевна Прохорова играла роль восточной принцессы, и мы выдавали ее замуж за красноармейца Сухова — теоретика Виктора Башурина. Сюжет представления закручен был лихо. Последняя сценка, когда Сухов завоевал сердце красавицы и они сели, свесив ноги, на край сцены и влюбленными глазами молча смотрели друг на друга, повергла зал в восторг.

Жены многих теоретиков работали в швейно-бытовом комбинате, они шили модную одежду, а потом проводили дефиле. Как-то мы им под Новый год закатили демонстрацию моделей одежды. Это было у нас на квартире. Люди лежали от смеха. Я не ожидал такого, ведь теоретики все-таки не юмористы. Мы спародировали их показ, а одежду сделали из мешков. Этот номер повторили еще дважды — в Доме ученых и на Новый год в лагере им. Гайдара.

Организовывать все это стоило немалых усилий. Многократно зарекался, что делаю это в последний раз, но все повторялось снова. В общем, жили весело.

— А были забавные случаи в серьезной теоретической деятельности?

— Конечно. Мне вспоминаются три интересных случая, один из которых — смешной и серьезный. Однажды мы с Евгением Мешковым, Игорем Жидовым и другими проводили эксперимент в плавательном бассейне. Авоську с надутым резиновым шариком привязали к гантелям. Шарик протыкали тонкой иглой, получался пузырь, который всплывал на поверхность воды, и получался тороид (бублик). Процесс, который мы смоделировали, один в один повторяет процесс подъема огненного шара атомного взрыва в атмосфере. Там тоже образуется пустотелая полость, правда раскаленная. Группа молодых людей самозабвенно занималась экспериментом, а рядом нетерпеливо бродили дети. Когда они увидели, чем занимаются взрослые дяди, один возмущенно сказал: «Да они шарик протыкают!» Позднее результаты этого эксперимента были опубликованы в одном из советских научных журналов, а сам опыт вошел в мою диссертацию.

Расскажу более забавный случай. В одном из институтов Москвы много лет назад было сделано «величайшее изобретение» в области противоракетной обороны, которое претендовало на потрясение основ всей электродинамики. Там придумали огромный трансформатор, вокруг которого находится сильнейшее электромагнитное поле, распространяющееся на очень большое расстояние. По их идее, таким образом можно было в считанные секунды обезвредить вражеские ракеты. Этот принцип полностью нарушал все законы физики.

И вот они смастерили из пенопласта макет ракеты, на носу которой поместили лампочку. «Комнатный» трансформатор был размером 1,5−2 метра. При приближении к трансформатору лампочка разгорается, и чем ближе, тем ярче. Из этого «следует», что поле вокруг трансформатора на самом деле сильное. В общем, они якобы придумали оружие, работающее на электромагнитном принципе, которое способно защитить целый регион. Для реализации проекта стали запрашивать миллионы рублей. Даже пытались заручиться поддержкой Ю. А. Романова, привели его к установке, сфотографировали и потом везде эту фотографию показывали, мол, такой человек, как Романов, поддерживает нас. Меня это возмутило, и по поручению Юрия Александровича мы решили, не видя установки и зная все только из рассказов, повторить опыт. Будучи с теоретиком Владимиром Кареповым заядлыми радиолюбителями, мы сразу поняли, что все дело может быть в сердечнике (его склеивали из разных кусочков). Дома у Володи была изготовлена модель их устройства и проведены опыты, которые показали, что чудес нет, а сердечник у их трансформатора очень плох, а они этого не учитывали. Результаты опыта мы должны были показать им. Мы приехали в Москву. Поселили нас в роскошной гостинице «Советская». Когда мы туда явились в потертых брючках и с книжками в руках, люди отреагировали неоднозначно. Лишь после того, как мы пояснили, от кого пришли, поселили в двухместном номере (сутки в нем стоили аж 10 рублей).

Самое интересное было позже. Мы доказали, что ничего не происходило и никакого открытия они не совершили. Те оправдывались, причем несли полнейшую абракадабру. Их жуткая ошибка была в том, что они допустили нас к своим измерениям. Конечно же, все волновались и с нетерпением ждали результатов. В общем, мы сделали общий отчет, где наша правота была доказана, и на этом дело закончилось. «Величайшее оружие» не состоялось.

Еще один забавный случай. Много лет назад американские СМИ сообщили сенсационную новость: двое ученых Флейшман и Понс открыли уникальное явление, которое переворачивает все знания физики. Они, используя палладий, в маленькой баночке, подсоединяя плюс и минус к электродам, получили термоядерную реакцию. Это сравнимо с тем, что кто-то смог зажечь солнце в кастрюле. И якобы при этом выделяется такое большое количество энергии, что американские промышленники начинают наперебой предлагать деньги, чтобы экстренно развить это направление. Информация взбудоражила и нас. Мы прикинули, что если это в действительности было бы так, как пишет газета, они из-за радиации были бы мертвыми раз сто. Многие в Институте захотели повторить их эксперимент. Для этого необходимо было немного палладия, золота, тяжелой воды и хорошие датчики для измерения. Мы пришли к Ю. Б. Харитону с просьбой помочь достать палладий (его нигде не было). Юлий Борисович в Москве нашел хлорид палладия, из которого с помощью гальваники и электронных пушек был получен чистый металл. Имея все необходимое, мы повторили все то, что по слухам делали иностранцы. Датчики молчали. Многочасовые ожидания эффекта также не давали. И вот однажды ночью, когда все спали, я взял «таблетку» — калиброванный слабый радиоактивный источник — и положил на датчик. Через некоторое время дежурный посмотрел на табло и с изумлением констатировал, что реакция пошла. Все оживились, проснулись и стали с нетерпением ждать, что будет дальше. Дальше это «подтвердилось». Решили отодвинуть прибор на большее расстояние. Датчик должен был понизить показания, но этого, естественно, не произошло. Потом я объяснил, что дело в таблетке. Меня чуть не убили.

Впоследствии было решено образовать в Институте единую команду и работать сообща. А тем временем СМИ сообщали, что результаты опыта подтвердились в Венгрии, на Западе, в России… В общем, снова работаем над тем же самым. И вдруг в один из моментов прибор стал показывать эффект — в одной майонезной банке есть, а в другой — нет, причем баночки принадлежали разным отделениям. Одни стали гордиться, другие погрустнели. Да и какая разница, если право открытия все равно принадлежит американцам? Причину «эффекта» быстро выяснили — в одном канале был обрыв заземления. Тут уже и начальство стало звонить, интересоваться, что у нас в подвале происходит? А результатов не было, и мы не могли понять, как венграм удалось добиться того, что у нас не получается, ведь таких датчиков не было больше ни у кого.

Мы решили поменять воду на обычную. Ради интереса. Чего только не делали, но эффекта не было. Потом уже «изобретение» Флейшмана и Понса рассосалось. Но все-таки накал, соперничество — это самое привлекательное, что было тогда во всей этой истории.

— Ваше поколение работало на энтузиазме. А как на счет современных теоретиков?

— Условия работы практически не изменились. В нашем городе ситуация благоприятнее, чем в среднем по стране. Наукой здесь заниматься можно и нужно. Я знаю, что многие молодые ребята с большим интересом взялись за это, работают, и, что самое важное, становятся преемниками старшего поколения. Саров по-прежнему остается привлекательным местом для работы, администрация РФЯЦ-ВНИИЭФ делает многое для того, чтобы это было реализовано на практике.

В отличие от прошлого, сейчас больше применяется вычислительная техника несопоставимой мощности. А это колоссальный инструмент в руках теоретиков. Молодежь умеет этими машинами пользоваться, и делает это успешно. Здесь им можно только позавидовать, у нас этого не было.

С другой стороны, пусть завидуют они. Когда человек все больше и больше погружается в вычислительные возможности, он отходит от наглядности, и, что самое страшное, пропадает вкус в теоретической физике. Сейчас происходит замена теоретической мысли на математическую. И то, и другое — сильно. Но хотелось бы, чтобы это взаимодополняло друг друга.

Гульнара Урусова,
фото из личного архива В.Г.Рогачева