Военнопленные

29 июня 2005 г.

Воспоминания и дневник 1941−1945

Об этой книге:

Это подлинный дневник, писанный мной в германском плену, невзирая на запреты и обыски. Писался он карандашом на листках бумаги из цементных мешков.

За годы после окончания войны написано несколько воспоминаний о германском плене и роман С. Злобина «Пропавшие без вести», посвященный борьбе советских воинов, которые после тяжелых боев в окружении оказались в фашистской неволе.

Товарищи, которым я рассказывал о перенесенной мной трагедии, просили написать об этом. Но руки не доходили, не было времени за работой, и приходили мысли — кому надо знать об этом?

И всё же в конце жизни я решился предать гласности свой дневник, который с большими трудностями удалось сберечь. Я раскрыл некоторые скобки там, где это было необходимо, расшифровал сокращенные записи, добавил некоторые воспоминания, выбросил записи, о которых сейчас не надо вспоминать.

А. Некипелый

Солдатам моей судьбы…
Неугасимой памяти погибших
В германском плену,
Чести и мужеству выстоявших.

Из книги Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления»

Раздел десятый. Начало войны.

«Понесши большие утраты в приграничной битве, войска 3, 10 и 4 армий, мужественно отбиваясь от противника, что наседал, отходили на восток…

… 28 дивизий, оказавшись в окружении, не смогли выйти из него. Значительное количество личного состава этих дивизий было взято в плен, те, что остались на свободе, перешли на партизанские методы борьбы».

Часть первая

ПРОПАВШИЕ БЕЗ ВЕСТИ

Июнь 1941 года

17 июня 1941 г.

Беловежская пуща. Город Беловеж. Прошло полтора года, как я служу в армии, с декабря 1939 года. Служил в 3-й армии (Полоцк, Жлобин). После присвоения мне, как и многим со средним образованием, звания младшего сержанта направили нас в пограничные полки 10-й армии. С февраля был помкомвзвода, сейчас командир минометного отделения полковой школы. Сегодня отправил домой справку о моей службе в в/ч 2809, командир полка Солодов. Готовимся к большим маневрам. Сдали на склад винтовки с трехгранным штыком, получили новые с плоским штыком, они еще в ящиках. Каждому курсанту выдал пластмассовые медальоны, в которые вложены записки («смертные паспорта») с указанием фамилии, имени, отчества, домашнего адреса, номера воинской части. Такие медальоны я написал и выдал курсантам своего отделения, чтобы зашили в пояса брюк.

22 июня 1941 г.

Воскресенье. Беловежская пуща просыпалась с первыми лучами солнца. В казармах полковой школы тишина. Дежурный по школе лейтенант-осетин дремал за дежурным столиком. Вдруг где-то в городе, около штаба полка, прозвучал сигнал тревоги. В небе над лесом летели чужие самолеты на восток. Над Беловежем висела немецкая «рама».

— В ружье! — закричал дежурный, и курсанты, мигом одевшись, забрали оружие и выбежали строиться. Из города прибежали несколько командиров школы. Быстрым шагом все ушли на опушку леса. В небе плыла «рама», издалека был слышен гул канонады. Никто не знал, что случилось, но всех объяла тревога.

Вскоре прибыли начальник школы и политрук. Отдали команду строиться. Выступил политрук:

— Товарищи курсанты! Сегодня в четыре часа утра гитлеровская Германия напала на нашу Родину. От Черного моря до Балтийского наши передовые части ведут ожесточенные бои с германскими войсками. Немецкие самолеты бомбят наши города, аэродромы, села. Наш полк поднят по тревоге, на машинах уехал на передовую и вступил в бой. Командир полка приказал нам погрузить на возвратившиеся машины имущество полка, выступить вслед за полком.

И мы пошли с песнями по главной улице Беловежа. На тротуары высыпало много жителей города. Одни плакали, другие со злобой поднимали кулаки и грозили вслед.

— Ага! Дождались! Мы вам поможем, только в спину!

Погрузив со складов имущество полка на машины (школа — это 250 чел.) и сложив свои шинели на другие машины, которые должны следовать за нами, сели на машины и поехали к Хайнувке, где находился штаб дивизии.

В Хайнувке долго стояли на площади перед штабом дивизии. В одиннадцать часов услышали по радио выступление министра иностранных дел Молотова о том, что на нашу страну напали гитлеровские войска, что бомбили Киев, Одессу, Севастополь и другие города.

Вдруг вдоль улицы прогремел выстрел, второй, застрочил пулемет. Недалеко, в стороне, загорелась нефтебаза. Черный едкий дым начал застилать город. Раздалась команда «Стройся!». Спрыгнув с машин, на ходу строились в колонну и ускоренным маршем двинулись из города. Впереди ничего не видно, дым лез в горло. Кое-кто надел противогазы. Только когда вышли в поле и город остался позади, приняли боевой порядок и пошли дальше. На ночь остановились недалеко от деревни, у кладбища.

23 июня 1941 г.

Ночь провели в степи, у сельского кладбища. Утром обстрелял нас немецкий самолет. Из деревни с чердака дома застрочил пулемет. Из миномета моего отделения выпустили 10 мин (больше не было). Добровольцы побежали снять пулеметчика. Двинулись через деревню на запад. Остановились около отдельного домика на завтрак, попить воды. К нам подошли люди. Женщина-мать с ребенком на руках подошла к нам:

— Будет и Гитлеру то, что было с Наполеоном. Будет и Гитлер бежать с России, как и Наполеон.

Двинулись дальше. Машины оставались в Хайнувке. Во второй половине дня встретили отступающие от границы части, отдельные группы красноармейцев. Издали был слышен гул орудий. Повернули назад и мы. Через огороды, перепрыгивая заборы, побежали к лесу. У одной избы стоял мужик.

— Что, уже драпаете! Не убежите! Гитлер вас догонит!

В один день два высказывания. История повторяется. В XIX веке — Наполеон, в XX — Гитлер.

24 июня 1941 г.

Движемся на восток. Заняли оборону на горке, сидим в окопах. Нас видно отовсюду. Солнце печет невыносимо. Кухня пропала. Выдали только сухари. Командир полка через связного нашел нас. Нет ни полка, ни знамени. Совещается с командирами школы. Пролежали целый день, к вечеру ушли…

… июня 1941 г.

Все движутся на восток — группами, в одиночку, кто как может. Впереди одной из групп идет командир дивизии, Герой Советского Союза с финской войны. Подошли к лесу. Остановились.

— Товарищи! — обратился комдив к нам, группе. — Дальше идти на восток большими группами невозможно. Немцы, как видите, все время следят за нами с самолетов, обстреливают нас. Пробирайтесь к своим кто как может, небольшими группами, в одиночку.

Остановились в лесу, расположились под деревьями. В небе над лесом висит немецкий самолет. Вскоре появился второй самолет и начал обстреливать наше расположение. Но обошлось. Группами уходили из леса. Я с одним товарищем пошли вдвоем. В деревне, у забора, стояла группа. Один кричал на другого:

— Я знаю тебя! Ты политрук! Ты говорил нам, что мы непобедимы, шапками закидаем немцев. А теперь куда ведешь? Где наши? Где немцы? Расстрелять тебя мало…

Мы обошли эту группу стороной. По дороге шли одиночки и группы солдат. Идем по обочинам дорог. В кюветах разбитые машины, трупы людей. Деревни пустые. Люди покинули свои дома, ушли в овраги, в лес. По пути встретили конный отряд. В степи поймали две лошади, поехали за конниками, но отстали от них. Лошади были изнуренные. Отпустили их, сами пошли пешком. Мой товарищ уцепился за проходящую машину. Я пошел дальше один. Сбоку дороги разбитые машины, валялись разные вещи. Подобрал плащ. Наши шинели куда-то увезли. В одной машине в противогазную сумку набрал сухарей и кускового сахара. Жара. Воды нет. А надо идти. Шел лесом. В кустах просушил портянки (забрел в болото). Подобрал брошенную винтовку без патронов. Вышел из леса. Впереди виднелся город Волковыск. В долине — большая группа людей. Видно было, как некоторые переходили от одной группы к другой. От большой группы отделился всадник на лошади и промчался мимо меня в лес. Видно было, что командир. Я спустился вниз, в долину к толпе. Надоело бродить одному.

Взбудораженная толпа негодовала. Слышались возгласы:

— Куда идти? Кто поведет? А тот, на лошади, кто он?

Особенно выделялись двое.

— Подумаешь, командир нашелся! Мы без винтовок, а он обвешанный револьверами и на лошади!

— Откуда явился этот капитан? Может, он подослан немцами? Шпион он! Расстрелять его!

И вот к этой бушующей толпе снова из леса мчался всадник. Один. Почему один? Где он был? Кто его послал? Он ехал с новыми распоряжениями, но судьба его уже была решена.

— Прискакал опять? А ну, слазь с коня! Предатель!

Два пистолета смотрели на него. Он медленно сполз с лошади, стал на колени.

— Товарищи! Братцы! За что? У меня дома остались шестеро детей. Помилуйте!

Раздался выстрел. Он упал навзничь, конь стоял рядом. Вдали, на огороде, стоял мужчина в гражданской одежде, видел все это. Может, он заберет коня и похоронит капитана.

Вся толпа построилась в колонну, и двинулись по шоссе, минуя Волковыск. Из ворот войсковой части выезжали машины с орудиями на прицепе. В небе появились немецкие самолеты. Колонна распалась. Начали цепляться за машины, садиться на лафеты орудий. Удалось уцепиться за лафет и мне. Но проехали немного. Пришлось прятаться в кювет от самолетов. Пошли дальше. По пути трупы. Раздавленная женщина. В степи стоит одно дальнобойное орудие, и остался один снаряд. Артиллеристы зарядили орудие, и полетел снаряд на видневшуюся впереди деревушку, потом разбили замок орудия и ушли дальше в степь.

Дорога-дорога! А по ней идут много людей, идут, едут на машинах, кто с винтовкой без патронов, кто без ничего. Идут день и ночь. На восток!

30 июня 1941 г.

День подходит к концу. Впереди, на дороге, стоит военный без погон. Матюгами останавливает идущих по дороге, указывает на долину, где на огонь пулеметов шли солдаты. А он кричал: «За Родину! За Сталина!».

Я свернул на пригорок, где спереди деревьев стояли несколько человек. Точился разговор:

— Куда идем? Откуда строчат пулеметы?

Два молоденьких лейтенанта торопливо курят папиросы. Один рассказывает:

— 21 июня мы только прибыли в часть с военного училища. Не успели оформиться, не получили оружие. Не определили нас и в подразделения. А тут война!

— А где мы сейчас находимся?

— Речка Щара. Город Слоним недалеко. Немцы устроили по реке заслоны отступающим войскам. Уже третьи сутки пытаемся прорваться, но что против пулеметов без оружия. Гибнут солдаты.

Никто не знал, кто тот на дороге, но подчинялись ему — командиру. Воинский долг заставлял подчиняться командиру. Но почему он в стороне, к нему не достает пулеметный огонь? Не переодетый ли он немец?

С дороги неслось: «За Родину! За Сталина!». И шли на убой. Бессмысленный!

— Слушай, товарищ боец, дай мне твою винтовку, — обратился ко мне лейтенант.

Я снял с плеча винтовку, найденную мной в лесу без патронов, и отдал ему.

Он бросил папиросу и тихо сказал:

— Пошли, товарищи! — и первым побежал туда, откуда строчили пулеметы, где раздавались крики «Ура!». За ним побежала вся наша группа.

— За Родину! За Сталина! Вперед! Ура!

Трассирующие пули в сумерках поливают дождем бегущих людей. Упал впереди бегущий. Наклоняясь, хватаю окровавленную винтовку (оружие достается в бою) и снова, перебежками, бегу вперед. А пули свистят над головой, опускаясь где-то позади. Я рванул влево, в нейтральную зону. В это время раздался душераздирающий крик:

— Мама! Спаси меня!

Видно, новобранец, без винтовки и опыта, попал в эту какофонию боя.

Густая трава спрятала меня. Затихли пулеметы. Наступила ночь.

А ранним утром раздался голос:

— Кто живой? Подымайтесь. Немцы окружают долину.

На небольшой лужайке — десятки трупов в различных позах. Это пропавшие без вести, многие не имеют «смертных паспортов», никто не узнает, кто будет похоронен в братской могиле здесь.

Тысячи людей в долине. Где-то раздался одиночный выстрел. Кто-то из командиров покончил с собой.

Александр Некипелый, Кременчуг, 2004.

Продолжение следует

Поделиться: