Академик Сахаров и режим секретности

Эта история, в свое время наделавшая в КБ-11много шуму, так как была связана с именем академика Сахарова, была описана в книге бывшего офицера КГБ Ф. Д. Попова. Однако, поскольку Федор Дмитриевич писал книгу, в основном опираясь на свою память и некоторые воспоминания тогда еще живых участников событий, в книге были допущены некоторые неточности. Так, академика Курчатова на совете быть не могло, так как он умер в феврале 1960 года. Федор Дмитриевич допустил также некоторые неточности в написании должностей участников и их фамилий, но суть происшествия описал правильно, так как сам участвовал в расследовании.

В отделе фондов научно-технической документации РФЯЦ-ВНИИЭФ не сохранилось документов, описывающих это событие: приказ о наказании виновных был уничтожен еще в конце 60-х годов. Но в 2003 году автору удалось найти постановление Кремлевского Г. К. КПСС от 28 мая 1960 года, в котором подробно описано данное происшествие. И теперь можно с большой долей достоверности описать это событие. Итак, что же произошло в мае 1960 года?

В середине 1959 года у академика А. Д. Сахарова возникла идея создания летательного устройства для осуществления дальних космических полетов с двигательной установкой, использующей энергию взрыва ядерных зарядов. Устройство потом получило название «Взрыволет». Конструкторам сектора 5 была поручена эскизная проработка данной идеи. В частности, ей стал заниматься заместитель начальника отдела сектора 5 Евгений Георгиевич Малыхин. Работа выполнялась несколько месяцев.

И вот на 18 мая 1960 года было назначено заседание НТС-1, на котором академик Сахаров должен был выступить с сообщением о ходе разработки «Взрыволета» по чертежам, выполненным в секторе 5. Перед заседанием НТС чертежи в пеналах из сектора в физгородок, где должен был состояться НТС, привез и.о. начальника секретного отдела сектора 5 А. Н. Суховершин. Но, в связи с тем, что у него не оказалось в пропуске шифра для прохода в здание и паспорта, на основании которого ему могли бы выписать разовый пропуск, сам он чертежи не смог передать в секретный отдел сектора 8 и попросил передать чертежи туда заместителя главного конструктора Д. А. Фишмана, который тоже приехал на НТС-1. Давид Абрамович добросовестно выполнил это поручение и передал пеналы с чертежами в секретный отдел сектора 8 старшему инспектору Я. И. Глазунову. Правда, все это было сделано без сверки и расписок, что было нарушением. Затем все чертежи забрал и перенес в конференц-зал начальник секретного отдела сектора 8 А. Б. Степанов. Он же был и ответственным за обеспечение режима секретности при проведении совета. На заседании совета академик Сахаров выступил с сообщением о ходе эскизной проработки «Взрыволета» по чертежам, выполненным Малыхиным. Закончив выступление, Сахаров снял чертеж (с грифом «особая важность») и, в отличие от других докладчиков, которые клали чертежи на стол, взял чертеж с собой и положил его на кресло, рядом с которым сел, а затем — на подоконник. Затем кто-то задернул штору на окне, и Сахаров о чертеже забыл.

После окончания заседания НТС, которое шло долго, А. Б. Степанов собрал все чертежи, положил в пеналы и отнес в секретный отдел, опечатал их и подготовил к отправке, не проверив по номерам, все ли на месте. На следующий день — 19 мая — техник секретного отдела сектора 5 А. В. Бакулин отвез пеналы с чертежами в сектор 5. Там он их сдал начальнику спецотделения Н. А. Шухтину Ни тот, ни другой не проверили содержание пеналов.

А 21 мая 1960 года разразился скандал: инженер сектора 2 Караваев, который открыл конференц-зал для проведения очередного совещания, обнаружил за шторой на подоконнике чертеж с грифом «особой важности», отнес его в секретный отдел и передал Я. И. Глазунову.

Яков Иванович немедленно доложил о случившемся своему начальнику А. Б. Степанову, а тот — начальнику секретного отдела управления Хабарову. В соответствии с существующим положением об утрате, хотя и временной, документа, содержащего сведения, составляющие гостайну, было доложено в режимное управление МСМ и начальнику спецотделения КГБ СССР в городе подполковнику П. Д. Олещуку. Вскоре из Москвы для проведения расследования прибыли старший следователь из центрального аппарата КГБ СССР и заместитель начальника режимного управления МСМ полковник П. И. Гнеушев.

Непосредственный участник расследования этого «ЧП» старший оперуполномоченный спецотделения КГБ капитан Федор Дмитриевич Попов так вспоминал об этом: «Подполковник Олещук, старший следователь и я после обсуждения всех полученных материалов пришли к выводу, что торопиться с возбуждением уголовного дела не следует. Надо разобраться, как схема попала на окно и не „изучал“ ли ее кто-либо из математиков или обслуживающего здание хозяйственно-технического персонала. По указанию начальника отделения я, основываясь на всей добытой информации, провел нелегкую для меня беседу с Сахаровым. Она проходила в кабинете ученого в день его появления на работе. Беседа нужна была, чтобы уточнить: где находилась схема во время перерыва и не выносил ли Сахаров ее из зала; не проявлял ли кто-либо из участников совещания интереса к схеме и не брал ли после доклада для дополнительного ознакомления.

В ходе дальнейшего разговора я сообщил академику о том, что сейчас решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту временной утраты документа особой важности и все будет зависеть от того, какое заключение даст ведомственная комиссия.

Мне показалось, что перспектива возбуждения уголовного дела и связанных с ним допросов подействовала на Сахарова угнетающе. Некоторое время он испытующе смотрел на меня, точно желая по моему лицу определить, правду ли я говорю, а затем твердо сказал, что всю ответственность за случившееся берет на себя и надеется, что органы госбезопасности оградят сотрудников спецчасти от грозящих им неприятностей». (Ф.Д.Попов, «Арзамас-16.Семь лет с Андреем Сахаровым», Мурманск, 1992 год).

Далее Сахаров по своей инициативе зашел к начальнику КБ — 11 генералу Музрукову и в присутствии начальника секретного отдела управления подполковника Хабарова рассказал об этом происшествии и попросил Музрукова никого не наказывать, а наказать только его.

Как вспоминал потом Хабаров, «после ухода Сахарова Музруков сказал, что радости мало от того, что он рассказал нам. Что отвечать так или иначе придется другим виноватым, а «с академика взятки гладки».(Ю.А.Хабаров, «Этот фатальный месяц октябрь», Москва, 1997 г.).

В ходе оперативно-служебного расследования было установлено, что за 3 дня конферец-зал никто не посещал и с чертежом никто не знакомился. Поэтому уголовное дело не возбуждалось.

Однако в связи с тем, что вина работников секретных органов была очевидна: передавали документы друг другу и исполнителям без проверки и расписок — партийные и административные взыскания были наложены самые серьезные.

28 мая 1960 года состоялось заседание бюро Кремлевского горкома КПСС, которое рассмотрело вопрос «О фактах притупления политической бдительности со стороны ряда работников предприятия п/я 214"(в то время условное наименование КБ — 11). На бюро ГК КПСС были заслушаны сообщение заместителя начальника режимного управления МСМ полковника Гнеушева, а также сообщения главных «обвиняемых»: Степанова, Суховершина и Шухтина и их начальников — Хабарова и заместителя директора КБ — 11 по режиму и охране Жмулева.

Бюро ГК КПСС «за потерю политической бдительности, выразившуюся в грубом игнорировании установленных положений при работе с особой важности документами и проявленную безответственность» объявило строгий выговор с занесением в учетную карточку коммунистам: Степанову, Суховершину и Шухтину.

Фишману было поставлено на вид (получил документы без соответствующего оформления).

Начальники сектора 5 Соснин и сектора 8 Авраменко были строго предупреждены.

Коммуниста Глазунова было предложено обсудить в своей парторганизации.

В заключении постановления бюро ГК КПСС было записано следующее: «Бюро Г. К. КПСС отмечает, что даже малейшие факты притупления политической бдительности особо недопустимы на важнейшем государственном объекте в настоящее время, когда агрессивные силы капиталистических государств открыто провозгласили политику шпионажа и диверсий своей государственной политикой и ведут активную деятельность в этом отношении». Эта фраза отражает политические события того времени: 1 мая 1960 года под Свердловском был сбит самолет-разведчик США «У-2» с летчиком Пауэрсом.

28 мая Б. Г. Музруков подписал приказ, которым А. Б. Степанов и А. А. Суховершин были освобождены от занимаемых должностей и не допущены впредь работать в секретных органах. Н. А. Шухтин этим же приказом был понижен в должности до инспектора, Я. И. Глазунову — объявлен выговор.

За отсутствие должного контроля за подчиненными объявлен выговор — Ю. А. Хабарову и Н. А. Оболочкову — начальнику секретного отдела сектора 5 (хотя тот в мае был в отпуске).

Правда, через месяц, 29 июня 1960 г., вышел новый приказ, в котором было записано: «Учитывая ходатайство общественных организаций секторов 1,5 и 8 об оставлении на работе в секретных органах А. Б. Степанова и А. Н. Суховершина, в частичное изменение приказа № 0113 от 28 мая 1960 г., приказываю:

1.Начальника 1 отдела сектора 8 А. Б. Степанова понизить в должности до заместителя начальника отдела.

2.Заместителя начальника 1 отдела сектора 5 А. Н. Суховершина понизить до старшего инспектора в том же отделе». Приказ этот подписал и.о. начальника КБ-11 Бессарабенко.

Вероятнее всего, на смягчении наказания Степанову и Суховершину настоял Сахаров, который чувствовал себя после всего случившегося виноватым.

Несмотря на причастность академика Сахарова к данному «ЧП», это ни в коей мере не говорит о его легкомысленном или недобросовестном отношении к секретам. Он относился к этим вопросам весьма ответственно, сам соблюдал режимные вопросы и того же требовал от подчиненных. Как руководитель теоретического подразделения он принимал деятельное участие в рассмотрении различного рода режимных вопросов.

Ф.Д. Попов так писал об этом: «Сахаров жил и работал около 18 лет в условиях жесткого режима секретности. Но, как мне кажется, этот режим не был для него чем-то чувствительным и удручающим. Разумеется, он им не восторгался, но и против не выступал, а как ответственное лицо во многих случаях его поддерживал. Будучи связанным с изготовлением и совершенствованием особо важного стратегического оружия, ученый прекрасно понимал, что в обстановке военного противоборства двух великих держав такой режим является объективной необходимостью».

Все наказанные участники этого «ЧП» сделали правильные выводы из случившегося и в дальнейшем выросли по службе. Я. И. Глазунов вскоре был назначен начальником секретного отдела сектора 8, А. Б. Степанов был назначен заместителем начальника отдела ученого секретаря по спецработе, А. Н. Суховершин — начальником секретного бюро отдела 7, Н. А. Шухтин — заместителем начальника секретного отдела НКБС.

К слову сказать, этот экзотический (как его потом назвал сам Сахаров) проект «Взрыволет» уже во II квартале 1960 года перестал разрабатываться «как не имеющий, по всей видимости, военного применения» (так было записано в отчете секторов 1,2 и 8 за I полугодие 1960 г.).

Л.А. Кочанков

Материал предоставлен ЦОИ ВНИИЭФ

Поздравляем работников служб безопасности с профессиональным праздником — Днем Чекиста!