Власть и человечность в одном лице

Мне довелось работать под непосредственным руководством Бориса Глебовича Музрукова с 1959 года (когда я был назначен начальником научно-конструкторского сектора Института) вплоть до его выхода на заслуженный отдых. В моей памяти он остался талантливым руководителем, серьезным, справедливым, внимательным и культурным человеком.

Но вначале следует сказать о его работе на комбинате «Маяк». Я много взаимодействовал с комбинатом и неоднократно слышал там о Борисе Глебовиче только превосходные отзывы его прежних коллег.

По словам первого начальника политотдела комбината, Борис Глебович с самого начала работы на комбинате произвел благоприятное впечатление тем, что, приехав с Уральского завода тяжёлого машиностроения (Свердловск), быстро включился в работу по созданию нового для него производства. В то время общепринятым был принцип единоначалия и назначения директоров не из своего коллектива, а со стороны. Считалось, что руководитель со стороны не будет связан в действиях какими-либо отношениями с подчиненными и ему будет легче проявлять требовательность.

В этих условиях руководителю на новом месте работы необходима была поддержка ближайших помощников, поэтому обычно новый директор привозил с собой с прежнего места работы главного инженера, главного бухгалтера, начальника ОТК, главного механика, секретаря — так называемый «хвост».

Музруков приехал на комбинат без «хвоста», что говорило о его силе и уверенности в себе. Новый директор во взаимоотношениях с сотрудниками был сдержанным и держал дистанцию, что исключало какие-либо вольности с обеих сторон. В требованиях он был справедлив и спрашивал за дело. Поэтому люди воспринимали его требовательность правильно, без обид.

Работу он строил на принципе единоначалия, зачастую не согласовывая решения с политотделом комбината, беря всю ответственность на себя. В конце разговора начальник политотдела сказал, что Борис Глебович проявил себя на комбинате крупным и талантливым руководителем сталинской формации.

КБ-11 как исследовательский институт был ориентирован на то, что в нем будут проводиться теоретические, научно-исследовательские и конструкторские работы с разработкой и изготовлением опытных образцов новой техники. Учитывая, что основные идеологи разработок — учёные, Борис Глебович пользовался более демократичными методами руководства. Большие и сложные задачи, стоящие перед коллективом института, ясность перспективы и общегосударственное значение выполняемой работы определяли энтузиазм сотрудников. Велика была роль руководителя, от действий которого зависело раскрытие творческих возможностей научных сотрудников и производственников, слитность работы многих коллективов. Непререкаемый авторитет Бориса Глебовича на посту директора Института во многом способствовал эффективной работе.

При Б. Г. Музрукове в Институте были созданы многие заряды, обладающие уникальными качествами и ставшие основой последующих разработок. При их создании были применены совершенно новые теоретические идеи, экспериментальные изыскания, конструкторские изобретения и технологические разработки. В этой огромной работе велика была роль Музрукова, его организаторские способности и непосредственное участие в творческом процессе.

В подтверждение приведу несколько небольших эпизодов, на мой взгляд, типичных.

В начале наших работ по лазерной тематике первые конструкторские разработки были поручены сектору 5. Естественно, Борис Глебович опасался, что новую, незнакомую тематику конструкторы не смогут разрабатывать с должной динамичностью. Поэтому Борис Глебович первое время часто приходил к нам в сектор. Он постоянно подчеркивал важность этой работы и необходимость её выполнения быстрыми темпами. Рассматривая компоновки, интересовался планами на ближайшее время. О выполнении намеченного спрашивал при следующем посещении.

Все это мобилизовало конструкторов, и они трудились, не считаясь с личным временем. Работа быстро продвигалась, и вскоре это направление и ведущие его конструкторы перешли во вновь образованный специализированный сектор (теперь ИЛФИ).

Другой пример.

Перед отправкой на полигон очередного заряда Институт попал в жесткий цейтнот. Теоретики никак не могли прийти к общему мнению по конструкции центрального узла заряда. Времени на изготовление узла уже не оставалось.

В этой ситуации Борис Глебович поздно вечером приехал к нам в конструкторский сектор, пригласил в сектор теоретиков и предложил им договориться в его присутствии. Вызвал теоретиков во главе с Ю. А. Трутневым к доске и попросил каждого записать свои доводы.

Между ними началась жаркая дискуссия. Борис Глебович внимательно наблюдал за ходом споров. В какой-то момент он прервал их и сказал: «Юрий Алексеевич, пора принимать решение. Ваши рассуждения пошли по второму кругу и уже ничего не дают. Времени у нас нет».

Юрий Алексеевич, «остывая» от жаркого спора, нервно ходил вдоль стены. Музруков уже более твердо сказал: «Юрий Алексеевич, принимайте решение!» Трутнев сформулировал решение. Его коллеги стояли молча. Видимо, соглашались с выводом Юрия Алексеевича либо не решались вступать в дальнейший спор в присутствии Музрукова.

Борис Глебович сказал мне, чтобы я нарисовал эскизы деталей в соответствии с договоренностью теоретиков. Я быстро выполнил задание, а вызванный конструктор перерисовал эскизы в свою тетрадь с тем, чтобы за ночь сделать чертежи, необходимые для приемки деталей.

Борис Глебович вызвал с завода технологов и приказал за ночь по моим эскизам изготовить детали. На следующее утро детали и чертежи предъявили военной приемке. Изделие было вовремя собрано и отправлено на полигон.

Еще пример.

Как-то раз возникла острая необходимость в проведении полигонного опыта с зарядом, в котором, по сравнению с ранее испытанным изделием, был изменен только один существенный параметр. Необходимо было точно выяснить его влияние на изменение основного показателя заряда.

Учитывая крайне важное значение данного опыта и высокую ответственность за его проведение, Борис Глебович взял под личный контроль его подготовку. Он строго следил за процессом изготовления заряда, за точностью соответствия всех его параметров аналогичным показателям заряда, с которым сравнивали новое изделие.

Помню, мы вместе с Борисом Глебовичем ездили в сектор 4 для ознакомления с подготовкой системы контроля параметров взрыва. Выслушав доклады исследователей, Борис Глебович спросил: «Все ли сделано так, как было?». Ему ответили: «В основном все так же». «А не в основном?» — спросил Музруков. Товарищи стали объяснять, что в прежнем опыте был неоправданно длинный кабель от изделия к измерительным приборам, поэтому теперь его укоротили. Кроме того, один из приборов сейчас заменён более совершенным. Борис Глебович не согласился с изменениями и распорядился вернуться к прежней системе измерений. «Я не хочу, чтобы после кто-либо мог сказать, что опыт был сделан с отступлениями от прежней редакции, и подверг сомнению результаты испытания!» — заявил Музруков. И был прав.

После испытания, в котором была получена ценная информация, ни у кого не возникало вопроса, чисто ли проведён опыт. Более того, этот эксперимент считался единственным чистым опытом, позволившим установить корреляционную зависимость между изменением одного существенного параметра и мощностью заряда.

Во взаимоотношениях с людьми Борис Глебович выдерживал некоторую дистанцию, что настраивало на деловые, серьезные отношения. Он не создавал условий для появления «любимчиков» и тех, кто бы им завидовал, — фактора, всегда сильно усложняющего взаимоотношения в коллективах. В то же время он был требовательным, ценил работоспособных и добросовестных сотрудников и нетерпимо относился к лживым.

Сам он в работе был пунктуален и обязателен. За упущения или ошибки редко наказывал сотрудников — ограничивался серьезным внушением. Но не допускал крепких выражений. Такой разговор на сотрудников действовал гораздо сильнее, чем приказы с взысканиями или материальные наказания. В то же время во внеслужебной обстановке Борис Глебович был прост и мог вести откровенные беседы, всегда интересные и полезные собеседникам.

Внешне спокойный, Борис Глебович был неравнодушен к людям и событиям вокруг него. Вспоминается случай, когда в 1961 году мы с ним были на партийной конференции в Горьком. По дороге в гостиницу я заметил на проезжей части улицы двух молодых парней, затевающих драку. Борис Глебович шел рядом со мной, что-то рассказывал и не видел их. Я сказал: «Смотрите, Борис Глебович, средь бела дня здесь, на людном месте, дерутся — и никто не обращает на это внимания». Борис Глебович посмотрел, резко свернул на дорогу и, подойдя к парням, строго сказал: «А ну, кончайте хулиганить!». Парни отступили, удивленно поглядели на него, повернулись друг к другу и, выругавшись, разошлись, пообещав «разобраться в следующий раз». Борис Глебович вернулся на тротуар и продолжал прерванный рассказ. У меня же осталось чувство стыда — вот он, пожилой человек, не раздумывая, пресек хулиганство, а я только констатировал его.

В моей жизни Борис Глебович значил очень многое. Он был, по существу, моим главным наставником и учителем в сложной науке управления. При решении чисто хозяйственных задач конструкторского сектора (расширение производственных площадей для конструкторов, создание опытного механического цеха, приобретение современного оборудования и т. д.) Борис Глебович свои предложения иллюстрировал эпизодами из своего богатого прошлого.

Он рассказывал, как в тяжелейших условиях конца Великой Отечественной войны он находил возможности подготовки Уралмашзавода к переходу на мирную продукцию, без снижения планов выпуска военных заказов. В результате своевременной подготовки производства с постройкой дополнительных цехов и приобретения материалов переходный период от выпуска оборонной продукции к мирной составил всего 2−3 месяца!

Я никогда не встречал с его стороны недоброжелательного отношения к проблемам сектора.

Неизменную помощь Бориса Глебовича я получал при решении многих бытовых проблем сотрудников сектора, когда не хватало моих средств или полномочий. При этом он как-то по-отечески иногда указывал на иные, более правильные пути решения.

Как показывал последующий опыт, он был прав.

Борис Глебович, будучи директором комбината «Маяк», в самый тяжелый, пусконаладочный период его становления, принимая личное участие в ликвидации аварийных ситуаций, по необходимости неоднократно подвергался воздействию радиации. Видимо, поэтому в Институте он требовал строгого соблюдения норм безопасности.

Как-то раз мы с ним были в цехе изготовления деталей из урана. Я показывал ему подборку деталей из урана, после чего, вытерев руки о марлевую салфетку, пошел к выходу. Он задержал меня и тихо сказал: «Идем мыть руки». (Умывальник был в этом же помещении). Я ответил ему: «Борис Глебович, это же простой уран и после короткого контакта с ним мыть руки не обязательно». На это он мне так же тихо сказал: «Я это знаю, но нам, руководителям, нельзя демонстрировать производственникам пренебрежительное отношение к технике безопасности». И он был прав: они же работают с этим материалом постоянно и соблюдать правила для них необходимо.

В заключение хочу сказать, что благодарен судьбе за то, что мне довелось работать с таким талантливым руководителем и замечательным человеком — Борисом Глебовичем Музруковым.

Г. А.Соснин, инженер-конструктор, лауреат Ленинской и Государственной премий, с 1959 по 1988 год — начальник отделения 05.