Самое трудное лето
Фронт и тыл Рано утром 23 июня 1941 по прямому проводу Музруков позвонил заместителю председателя Совнаркома СССР 24 июня на Уралмаше начала работать правительственная комиссия, задача которой была сформулирована так: определить место завода в танкостроении. Комиссию возглавлял Настроения людей за короткое время изменились. Исчезли элементы паники, совершенно естественно проявившиеся в первые дни. Собранность, готовность к подвигу на фронте или у станка повсеместно определяли намерения мужчин и женщин, взрослых и детей. Планы, которые оперативно принимало руководство страны, позволяли определить основные направления и сосредоточить на них главные производственные силы. Одним из таких направлений стало производство танков. Уже к июлю 1941 года руководству страны стало совершенно ясно, что начавшаяся война — это война техники. Первые сводки с полей сражений показывали: враг обладает самим современным оружием, и одно из самых эффективных — танки. У германской армии их было более пяти тысяч, из них почти четыре двинулись на Восточный фронт. Наша страна к 22-му июня могла на головном — то есть специализированном танковом — заводе выпустить двести, максимум триста боевых машин в месяц. Вставала проблема: где организовать производство так, чтобы довести выпуск хотя бы до 100 танков в день? Местом для этой работы стал Урал. Там к концу 1941 года на базе имеющихся и эвакуированных предприятий были созданы три завода-гиганта: Челябинский Кировский завод (ЧКЗ), Уральский танковый, Уральский завод тяжелого машиностроения. Необходимо подчеркнуть, что на Уралмаше танковое производство создавалось с нуля. Пять бронированных корпусов Уралмаш все годы своей работы был ярко выраженным предприятием индивидуального производства. Сложность перестройки заключалась в том, что этот завод, выпускавший прежде «штучные» изделия, за короткое время нужно было поставить на поточное производство танков. При этом выпуск металлургического оборудования прекращать было нельзя — оно требовалось другим заводам страны. 29 июня комиссия Малышева определила задачу для Уралмаша: наладить выпуск корпусов тяжёлых Б.Г. Музруков ещё 26 июня направил в командировку на Ижорский завод (Ленинградская область) группу инженеров Уралмаша. Они должны были познакомиться с особенностями производства корпусов КВ, перенять его технологию и привезти все необходимые чертежи. 27 июня главный инженер завода По этим чертежам и начали работать. Ждать поступления корпусов из Ижоры — они должны были прибыть через 10−12 дней — не позволяло время. Знакомство специалистов Уралмаша с документацией показало, что им предстоит решить множество сложных задач. Разработка новых технологий велась во многом по наитию. К 16 июля был выполнен проект перестройки завода и технология поточного производства в механических, литейных, кузнечных цехах, вычерчивание раскроев, определение маршрутов движения деталей. Сложнейшая модель корпуса КВ была расписана в сотнях технологических карт и чертежей, технологических маршрутах новой поточной линии, совершенно несвойственной довоенному производству Уралмаша. В довоенное время на такую работу потребовалось бы не менее полугода. Главный технолог завода — Корпуса танка КВ представляли собой сложную конструкцию длиной до шести метров и шириной почти в три метра. Все детали этого корпуса требовали в большей или меньшей степени механической обработки до сборки и последующей сварки. После сварки корпус — громоздкая тяжелая коробка сложных очертаний — подвергался окончательной механической обработке на крупных станках, так называемых расточных. Технология изготовления корпусов КВ предусматривала подбор в один технологический ряд 700 станков. С необходимым для этого оборудованием на Уралмашзаводе было очень трудно: очень мало было радиально-сверлильных станков, а предстояло сверлить в броне огромное количество отверстий. Станки собирали буквально по всем заводам. Да и пригодных крупных станков оказалось меньше, чем мы думали. Потребовались новые, неожиданные технологические решения. 17 июля на Уралмаш с Ижорского завода наконец прибыли вагоны с пятью комплектами Работа по модернизации оборудования и созданию новых технологических линий велась в немыслимом темпе. Беззаветный героизм проявлялся на Уралмаше повсеместно. Завод работал непрерывно в две смены по 12 часов. Рабочий день официально удлинился на три часа, но многие всё чаще работали по 16−18 часов. Ушедших на фронт мужчин заменили женщины и дети. Развернулось движение по обучению новых рабочих, особенно молодежи. Но к назначенному правительством сроку — концу августа — были сданы всего пять корпусов 30 августа директор Музруков по прямому проводу доложил в наркомат танковой промышленности, что задание государственной важности Уралмашем не выполнено. Перелом Из выступления — У нас на Уралмашзаводе мы не смогли сначала создать такой темп работ, какой было нужно. Так получилось вследствие того, что наш завод был чисто индивидуального производства, с небольшой группой квалифицированных рабочих, с уникальным оборудованием. Но база для массового производства заготовок фактически отсутствовала, то есть не было штамповочного цеха, формовочного, машинного Вторая причина невыполнения графика. Мы убедились уже практически, уже все почувствовали, что самым узким местом в производстве танка является башня. Почему? Потому что там есть направленные под углом стенки. Значит, надо делать выгибные работы на прессах. А прессов таких не оказалось. Мы приспособили один «фанерный» пресс с тем, чтобы делать на нём операции прогиба. Надо было большое количество печей строить. Мы их построили десять штук. Но это всё получилось потом. Значит, августовскую программу по выпуску бронекорпусов мы не смогли сделать. Пришла в связи с этим телеграмма от председателя ГКО товарища Сталина, который строго предупреждал о том, что Уралмашзавод должен быстренько войти в график и поднять ответственность своих работников, т.к. срыв этих графиков грозит срывом обороны Москвы и Ленинграда. Такая пришла телеграмма строгого содержания… Телеграмма, о которой вспоминал Борис Глебович, пришла на Уралмаш по спецсвязи поздно вечером 17 сентября 1941 года. Всё руководство завода было на своих рабочих местах, поэтому телеграмму прочитали сразу. Серия Г Свердловск. Уралмашзавод Директору завода Музрукову Копия — главному инженеру Рыжкову Прошу Вас честно и в срок выполнять заказы по поставке корпусов для В наркомате танковой промышленности понимали сложность положения. Его руководитель Действительно, Борис Глебович после знакомства с телеграммой Сталина проявил спокойную выдержку и мужество. Подавив боль и обиду, — конечно, они, такие понятные, возникли на мгновение в его душе — Музруков сразу собрал заводской актив, зачитал текст телеграммы и без комментариев, по-деловому попросил собравшихся обсудить его предложения. Вот как об этом совещании рассказывал сам Борис Глебович 17 октября 1974 года: — Я собрал весь личный командный состав ночью, довёл до их сведения существо этой телеграммы и рассказал, что же мы наметили, чтобы ликвидировать это отставание. Какие могли быть у нас мероприятия? Ну, прежде всего, — поднять ответственность. Было сказано, что ни один товарищ, работающий на заводе, в том числе руководитель, не имеет права уходить с завода без окончания дневного задания. Это было первое… По завершении совещания с активом, где было решено сосредоточить всё внимание на практических задачах каждого участка, начались партийные собрания в цехах. где зачитывался текст телеграммы Сталина. На другой день она, напечатанная как листовка, была распространена в цехах, и лабораториях. Суровые слова не вызывали в людях, отдающих все силы работе, подавленности и уныния. Наоборот, заводчане словно обретали новое мужество. С этого дня многие перешли на казарменное положение: работали почти круглосуточно, отдыхать устраивались в красных уголках, иногда прямо в цехе. Они видели, что так уже давно поступает директор Музруков. Он почти не бывал дома, забывал про сон, сутками не выходя из цехов. Иногда, не выдерживая страшного напряжения, Борис Глебович засыпал прямо у станка, где он беседовал с мастером, или в комнате конструктора — так предельно уставшие солдаты спят в строю. Тогда люди замолкали, ожидая, когда директор вновь откроет глаза и продолжит разговор. Руководители производства в подавляющем большинстве также отдавали работе все свои умения, знания, способности. Ход событий подтолкнул молодой мастер, комсомолец Михаил Попов. На его участке растачивали корпуса танков. По самым жёстким нормам на работу с одним корпусом полагалось восемнадцать часов. Михаил сумел организовать работу по-новому, «по-фронтовому». Первый же день принёс победу: корпус обработали за шесть с половиной часов. Назавтра листовки-«молнии» сообщили о результате Попова всему заводу. В них бригада Михаила называлась фронтовой. В тот же день за это звание стали бороться десятки бригад из всех цехов Уралмаша. Начинание вскоре распространилось и на другие предприятия. А бригада Попова через несколько дней ещё сократила время работы над корпусом. В дальнейшем нормой стали два часа. Это был замечательный, во многом решающий прорыв, показавший огромному коллективу: есть резервы! Можем работать быстрее! Люди находили решения, позволявшие работать по-фронтовому, в самых немыслимых вариантах. Для быстрого прогресса большого производства были важны и другие составляющие. Замечательным технологическим решением стало внедрение новых методов электросварки. Найти на этом направлении принципиальное решение было необходимо: на сварку корпуса затрачивались сутки и более. Вскоре корпус КВ сваривали за 10−12 часов, а каждый из последних трёх корпусов очередной октябрьской серии — за семь с половиной. Через короткое время на Уралмаше была внедрена автоматическая сварка. Впоследствии Борис Глебович неоднократно говорил, что в этих успехах большую роль сыграло сотрудничество завода со знаменитым Институтом электросварки под руководством «автоматическая сварка по методу Патона заняла ведущее место на всех танковых заводах страны; созданы и внедрены автоматы, высвобождены тысячи сварщиков, в десятки раз повышена производительность труда — и всё это за каких-то три года в условиях войны. Сколько упорнейшего труда, воли и энергии!» Одним из участков завода, вызывавшим большое беспокойство руководства, была резка бронированных листов. Здесь работу тормозило отсутствие ацетилена, необходимого для операций резания, — он перестал поступать на завод. Б.Г. Музруков вспоминал: — Мы оказались в очень тяжёлом положении, потому что ацетиленового газа не было на заводе. С юга прекратили поставку этого материала. Пришлось искать выход. У нас имелась большая газогенераторная станция, поскольку наша ТЭЦ работала на торфе. И вот нашлись два инженера, специалисты по газовому хозяйству, товарищи Геркен и Родионов, которые предложили использовать отходы торфа и мазута и на этой основе вырабатывать так называемый пиролизный газ большой калорийности. Буквально за два дня сделали все чертежи и в двухнедельный срок создали всю систему питания новым газом. Он полностью заменил ацетилен, и мы стали хорошо работать по вырезке и нарезке брони. Завершающим важным достижением переломного периода на Уралмаше — это были сентябрь-октябрь 1941 года — стал переход на изготовление литых башен для Из воспоминаний — Литейщик и инженер, товарищи Шкабатура и Зверев, и ещё два товарища предложили вариант литой башни. Когда мы такую башню отлили, мы её повезли на полигон — поскольку мы ещё пушками занимались, у нас был свой артиллерийский полигон. Испытали эту башню. Она выдержала все испытания. В первые дни войны приехал к нам нарком тяжёлой промышленности Казаков, бывший директор Ижорского завода. Я ему докладываю, что нужно переходить на отливку башни, иначе мы программу сорвём. Он говорит: не выдумывай, мы пробовали, ничего у нас не вышло, и вам я запрещаю это делать. Ну, запрещаю — не запрещаю, а спрос-то ведь с меня. Я дал команду башни делать. В это время приезжает товарищ Малышев, новый наш нарком. Я ему доложил этот вопрос, и он немедленно утвердил производство башни методом отливки в кокиль. Коллектив сборочного цеха тоже совершил стремительный рывок вперёд: в августе 41-го собирали корпус за 100−110 часов, в октябре — за 30−40. Благодаря умелому руководству, активной работе общественных организаций, энергичной поддержке наркома, ежедневным трудовым подвигам коллектива завод выходил из прорыва. Вот каким был график движения к успеху осенью и зимой 41-го. 30-го августа изготовлено пять корпусов при плане 25. Сентябрь: изготовлено 40 корпусов при плане 75. В октябре соотношение цифр, характеризующих работу, такое: 140 -120, то есть план перевыполнен. Ноябрь: 185 -185. Декабрь — вновь перевыполнение: 235 — 220. Теперь на заводе могли со вполне оправданной гордостью говорить о том, что они делают танки, которые очень не нравятся немцам. Действительно, танк КВ (конструктор — Хорошая маневренность и солидное вооружение делали боевую машину грозным участником сражений. А прочность лобовой брони была такова, что снаряды противника оставляли на ней лишь вмятины при прямом попадании и высекали искры при ударе по касательной. Приезжавшие с фронта рассказывали, что немцы подготовили такую инструкцию: солдатам предписывалось ходить в атаку на КВ с ведром бензина. Нужно было взобраться на танк, облить корпус бензином и поджечь. Только таким образом немцы могли себе представить его уничтожение. Излишне говорить, что желающих выполнить инструкцию не нашлось. …Уралмашевцы в январе 1942 года устойчиво вышли на выпуск 300 танков в месяц. При этом они взяли обязательство перевыполнять план поставки корпусов КВ не менее, чем на 6%. Е. Власова По материалам книги «Все силы отдам Родине», готовящейся к изданию в РФЯЦ-ВНИИЭФ.





