Чтобы мог укусить в ответ, а не трахать в ногу.BadBlock писал(а) ↑ 07 окт 2020 14:46: Вырастет, чтобы что?
Навального отравили
А тебе с этого что? "Чувство глубокого удовлетворения"?Splinter писал(а) ↑ 07 окт 2020 14:56: Чтобы мог укусить в ответ, а не трахать в ногу.
Ну, что-то типа этого.
Чтобы самому себе можно было сказать при чтении новостей: "а вот вам, падлы, мы так могем!"
А пока получается только "ну елы-палы".
Да попроще бы чего для начала.Splinter писал(а) ↑ 07 окт 2020 18:55: Чтобы самому себе можно было сказать при чтении новостей: "а вот вам, падлы, мы так могем!"
Например, чтобы при прочтении новостей просто думать в ключе «что у НАС там происходит», а не в ключе, «что там ОНИ нам ещё из своего кремля устроили».
Но чет не очень получается.
Или так, согласен.PavelSavushkin писал(а) ↑ 07 окт 2020 21:04:Да попроще бы чего для начала.Splinter писал(а) ↑ 07 окт 2020 18:55: Чтобы самому себе можно было сказать при чтении новостей: "а вот вам, падлы, мы так могем!"
Например, чтобы при прочтении новостей просто думать в ключе «что у НАС там происходит», а не в ключе, «что там ОНИ нам ещё устроили».
Но чет не очень получается.
Суть одна и та же.
Условные "они" нам могут и будут устраивать что-то постоянно, вопрос в ответных мероприятиях.
Под ОНИ, я имел в виду не какой-то там запад, а правительство РФ.Splinter писал(а) ↑ 07 окт 2020 21:06: Условные "они" нам могут и будут устраивать что-то постоянно, вопрос в ответных мероприятиях.
И пропасть между этой властью и населением.
А я про то же самое.PavelSavushkin писал(а) ↑ 07 окт 2020 21:09: Под ОНИ, я имел в виду не какой-то там запад, а правительство РФ.
Мне не очень нравится статья 319 УК РФ, поэтому я просто молчу.
Есть "смелые" и "отважные" личности, готовые яйца к брусчатке гвоздями прибивать.
Но я на это слаб и не вижу никакого смысла рисковать своими яйцами, они мне еще нужны пока.
Наше родное Правительство дискредитирует страну: как раз это то самое "ну елы-палы", когда фейспалм делаешь при прочтении.
И, знаешь, очень обидно.
То есть, если условный капиталист Абрамович сможет утереть нос условному капиталисту Смиту и отстоять свою прибыль в деле вывоза за границу невозобновляемых природных ресурсов, то тебе с этого радость?Splinter писал(а) ↑ 07 окт 2020 18:55: Ну, что-то типа этого.
Чтобы самому себе можно было сказать при чтении новостей: "а вот вам, падлы, мы так могем!"
А пока получается только "ну елы-палы".
Да, например.BadBlock писал(а) ↑ 08 окт 2020 03:05: То есть, если условный капиталист Абрамович сможет утереть нос условному капиталисту Смиту
Почему бы и нет?
"Он, конечно, сволочь, но это наша сволочь!"
Если у нас найдется свой Билл Гейтс или Стив Джобс, который утрет нос всем остальным по всему миру - я только порадуюсь.
Тут - нет, зачем ты это в одно предложение объединил?BadBlock писал(а) ↑ 08 окт 2020 03:05: и отстоять свою прибыль в деле вывоза за границу невозобновляемых природных ресурсов, то тебе с этого радость?
Я про твердую позицию страны на мировой политической арене, а не про вывоз денег за границу какими-то условными отдельными капиталистами, это вообще при чем тут.
Думал, это очевидно.
Пока, по моим личным ощущениям - в мире к России все больше и больше начинают относиться как к перхоти, только ленивый не оттоптался.
Российские капиталюги это "твои сволочи"? Надо же.Splinter писал(а) ↑ 08 окт 2020 07:49: Да, например. Почему бы и нет?
"Он, конечно, сволочь, но это наша сволочь!"
А про что это вот "позиция на мировой арене" капиталистических государств, если не про деньги?Splinter писал(а) ↑ 08 окт 2020 07:49: Я про твердую позицию страны на мировой политической арене, а не про вывоз денег за границу какими-то условными отдельными капиталистами, это вообще при чем тут.
Вот эти вот санкции, за Навального в том числе, — про что это всё, если не про прибыль абрамовичей с дерипасками?
Ну а чьи они, если не российские?
Наши капиталюги.
Мы живем в мире капиталюг и вопрос только в том, наши они или не наши.
Но я вообще не про деньги говорил.
А про твердую и устойчивую позицию с возможностью дать отпор, а не мямлить, когда о тебя ноги вытирают.
Капитал имеет интернациональную природу.
Российские они только в смысле грызни с другими капиталюгами, которые "не российские", и в том смысле, что рассматривают Россию как территорию, с которой кормятся.
А государство — это их инструмент защиты их интересов от других капиталюг и установления их господства на территории, а также их "сиська".
Собственно, именно эту функцию оно и выполняет.
Непонятно, какой смысл считать "своими" и топить за людей, которые тебя "своим" ни в коем случае не считают.
А считают, между прочим, вообще быдлом и холопом. В лучшем случае — ресурсом или обузой, если ты иждивенец.
Так я тебе и объясняю, что это всё про деньги.Splinter писал(а) ↑ 08 окт 2020 08:14: Но я вообще не про деньги говорил.
А про твердую и устойчивую позицию с возможностью дать отпор, а не мямлить, когда о тебя ноги вытирают.
"Вытирают ноги" — про деньги. "Устойчивая позиция" — про деньги. "Дать отпор" — про деньги.
Пока ты тут сидишь и горюешь о каком-то там "достоинстве", уважаемые люди™ делят рынки сбыта, и ты к этому празднику жизни никакого отношения не имеешь.
Разве что они тебя при этом попутно обворовывают, вот такое отношение имеешь. Но думать надо строго про какое-то там "унижение России".
И что? Государство нам не нужно, раз оно инструмент? Это не только чей-то там инструмент. Это способ жизни народа, вообще-то.BadBlock писал(а) ↑ 08 окт 2020 08:21: А государство это их инструмент защиты их интересов от других капиталюг и установления их господства на территории
Я прекрасно понимаю эту логику, ведущую прямехонько к анархии. Любимая тема леваков, анархо-троцкизм сейчас в большой моде.
Лично я в такой поганой моде не участник. Бандюги-капиталюги, и государство нам такое не нужно. Назло маме, как говорится. Складные песни, но поганые донельзя.
Любителей разрушить наше государство хватает, и деньги у них есть, и нужда в этом сладком для них процессе.
"Леваки" — любимая риторика правых, фашизм сейчас в большой моде.васильев писал(а) ↑ 08 окт 2020 11:11: Любимая тема леваков, анархо-троцкизм сейчас в большой моде.
Что ваш недофюрер Кургинян с блеском и доказывает своей фашистской риторикой и соответствующей сектой.
Факельные шествия уже были? Или пока "огненные мистерии" только?
Да-да, охранители они такие. У праваков под каждым кустом сидят разрушители государства.васильев писал(а) ↑ 08 окт 2020 11:11: Любителей разрушить наше государство хватает, и деньги у них есть, и нужда в этом сладком для них процессе.
Нормально вас Кургинян дрессирует. Усомнился в патриотизме капиталюг — "а-а-а бля, вот он, разрушитель государства, хватайте его!"
Я в вашей поганой секте и её риторике не участник.
Беги скорее охранять феодально-воровскую путинскую вертухаль — вы там главное при этом себя утешайте, что тем самым строите "СССР 2.0", ведь это сказал сам дуче гуру, а он ошибаться не может, нагло врать тем более.
Кто вам сказал, что если выгнать из власти законным образом через выборы тех, кто неугоден большинству населения, то наступит анархия?васильев писал(а) ↑ 08 окт 2020 11:11: Я прекрасно понимаю эту логику, ведущую прямехонько к анархии.
ну что за бред?
Не знаю. Я такого не говорил. Но то, что через законные выборы можно выбрать того, кто осуществит что-то конструктивно иное, точно бред.neantichrist писал(а) ↑ 08 окт 2020 14:16: Кто вам сказал, что если выгнать из власти законным образом через выборы тех, кто неугоден большинству населения
Всегда ведь речь про прогнать, а там - заживем! Отнюдь, что значит нет.
Теперь про то, что жаждет большинство населения. А разного оно жаждет, очень разного. Классовую борьбу, то есть борьбу в изначальном смысле, за наиболее жирный кусок пирога, никто не отменял. И что вы хотите при этом от выборов? Один класс более сплочен, организован и мотивирован, другой - нет. Ну и? Соответственно, борьба переходит в борьбу кланов.
Классовая борьба в смысле Маркса - во имя уничтожения классовой структуры общества. Но это точно не выборы, или выборы с предварительной, так скажем, "культурной революцией", то есть подготовкой по Грамши.
Все наиболее крупные вопросы устройства нашей жизни через выборы не решаются никак. И через майданы с праздниками непослушания не решаются.
И начинать бы надо с того, не как кого нахрен убрать. А с того, чего мы собственно хотим? И на что ради этого хотения готовы? Классик писал, что чего-то всегда хочется. То ли конституции, то ли севрюжины с хреном. Не устарело нифига.
Ну и уй с ними, с "наиболее крупными".васильев писал(а) ↑ 08 окт 2020 16:04: Все наиболее крупные вопросы устройства нашей жизни через выборы не решаются никак.
Давайте начнем с того, что большинство населения РФ вполне довольно существующим положением дел.
Или голосует за Путина и его правящие круги или не ходит ваще на выборы.
Вот и вынужден Путин решать "наиболее крупные вопросы" сам, без оглядки на нужды населения и мнения экспертов.
Ничо, и не таких самодержцев видала страна Россия.
Не свезло жить при Путине? Воспитывайте детей, чтобы они при нем не жили.
С т.зр. Истории нынешнее время - мимолетный эпизод в жизни страны Россия, в течение которого основа экономики страны Россия - цены на УВС, а не Труд и Знания. С соответствующими правящими кругами.
Кончаться цены на УВС, кончатся и круги. Разбегуцца по своим виллам в Ниццах да Майми, а кое-кто уедет на озеро Комо. Проедать наработанное такими как вы, тов. Васильев, честными тружениками.
И что ? Государство кончится? Все силовики уедут с соловьиным пометом на озеро Комо? Но оно не резиновое...
Про смертельность боевых отравляющих ядов. Не такие то и смертельные эти яды. Концентрация страшная, погибло только 12 человек, остальные выжили.
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0 ... 0%BD%D0%B5Зари́новая ата́ка в токи́йском метро́ — террористический акт с применением отравляющего вещества зарина, произошедший 20 марта 1995 года на станциях Касумигасэки и Нагататё. По разным данным, погибло от 10 до 12 человек (по другим данным, 13 и 27), более 5000 (по другим данным, более 6300 человек) получили отравления различной степени тяжести. Организатором атаки стала неорелигиозная деструктивная секта «Аум Синрикё».
В пяти скоординированных атаках преступники проткнули пакеты с зарином, обёрнутые в газеты, в вагонах метрополитена.
Зарин — не самое летальное вещество, однако достаточно капли размером с булавочную головку, чтобы убить взрослого человека. Каждый исполнитель имел при себе 2 пакета с зарином общей ёмкостью 0,9 литра[источник не указан 115 дней], за исключением Ясуо Хаяси, у которого было 3 пакета.
Зарин смертельно ядовит. Применяется как отравляющее вещество, обладающее нервно-паралитическим действием. Вызывает поражение при любом виде воздействия, особенно быстро — при ингаляции. Первые признаки поражения (миоз и затруднение дыхания) появляются при концентрации зарина в воздухе 0,0005 мг/л (через 2 минуты). Среднесмертельная концентрация при действии через органы дыхания в течение 1 минуты — 0,075 мг/л, при действии через кожу — 0,12 мг/л. Полулетальная доза (ЛД50) при контакте с кожей — 24 мг/кг веса, при попадании в организм через рот (перорально) — 0,14 мг/кг веса.
При этом практический расход ОВ (отношение количества применённого вещества к достигнутым результатам) как оружия массового поражения в реальных условиях (по результатам известных атак, включая применение в густонаселённых районах по людям, не защищённым средствами защиты) в 100—1000 раз выше теоретических.
-
yulianka
Вот действительно, многие и сами-то не знают, чего хотят. А потом еще и обижаются, что это что-то не получили. А еще бывает так, что и получили псевдожелаемое, а его, оказывается, и не очень-то хотелось)).васильев писал(а) ↑ 08 окт 2020 16:04: И начинать бы надо с того, не как кого нахрен убрать. А с того, чего мы собственно хотим? И на что ради этого хотения готовы? Классик писал, что чего-то всегда хочется. То ли конституции, то ли севрюжины с хреном. Не устарело нифига.
Большое интервью с токсикологом.
Собственно, о чём и речь.
Продолжаю утверждать, что вся история с якобы "отравлением" Навального "Новичком" — наглая выдумка и фейк от начала до конца.
Никакого отравления не было, не то что "Новичком", а вообще ничем.
===
Александр Сабаев: диагноз "отравление" у Навального не подтвердился
Главный токсиколог Сибирского федерального округа и Омской области, доктор медицинских наук, заведующий отделением Омской городской больницы скорой медицинской помощи № 1 Александр Сабаев в интервью РИА Новости рассказал о лечении Алексея Навального — отравление было исключено, было диагностировано нарушение углеводного обмена, от которого пациента успешно лечили и за несколько часов смогли значительно улучшить его состояние, а также о том, как бы выглядел человек после отравления ядом и сколько времени заняло бы его восстановление.
— Александр Владимирович, как раз к вам и поступил Алексей Навальный, который потом стал берлинским пациентом. У меня сразу простой вопрос: было ли отравление?
— Отравления не было. Отравление рассматривалось в числе одной из причин ухудшения самочувствия. Но в течение первых шести часов пребывания в нашей клинике диагноз "острое отравление" был снят. Более того, он не подтвержден был ни клинически, ни анамнестически, ни химико-токсикологическими исследованиями. То есть никаких данных о том, что это было острое отравление, мы не обнаружили.
— Ну а что было тогда? Вот сейчас уже, мне кажется, бессмысленно это понятие "врачебная тайна", поскольку уже обвинили Путина в том, что он отравил Навального. Уже заявили, что Навальный был отравлен, у него там что-то нашли. Все это уже по всему миру разрослось, огромное политическое дело. Ну а что было? Что вы, собственно, записали в истории болезни?
— Совершенно верно, диагноз так и звучит, как он и звучал на протяжении всех этих месяцев: нарушение углеводного обмена. Скрывать здесь нечего. Это действительно тяжелое метаболическое состояние. Это не острая химическая болезнь, как представляют некоторые сторонники пациента. Это метаболическое состояние, тяжелое метаболическое расстройство, возникшее, скорее всего, за несколько часов, может быть, даже суток до момента резкого ухудшения в воздухе, когда пациент пребывал в самолете.
Нам и предстояло бороться с этими тяжелыми метаболическими нарушениями, которые, в общем-то говоря, к концу пребывания в нашей клинике удалось по крайней мере стабилизировать и вывести на позитивную динамику.
Сразу скажу, острая химическая болезнь и метаболические заболевания — это разные патологические процессы, не имеющие ничего общего. Поэтому клинически химических болезней не было, равно как и не будет последствий химического агента. Метаболические изменения — да, они имели место быть. Мы вели борьбу с такими синдромами и, в общем-то, положительную динамику достигли уже к 40-42-му часу пребывания в нашей клинике.
— Ну а что все же стало причиной этого тяжелого метаболического нарушения, как вы сказали?
— Причин может быть несколько. Это и фактор алиментарный, то есть факторы питания и факторы возможного употребления алкогольных напитков. Это фактор несоблюдения диеты либо ведение каких-то диет. Основные причины, как правило, именно эти. Но то, что метаболические нарушения были, это подтверждено лабораторными тестами. Это подтверждено биохимическими тестами, которых мы провели восемь. Это 11 исследований кислотного основного состояния. Это 25 исследований уровня гликемии. Это инструментальные исследования, это, в общем-то, весь комплекс диагностики, который мы выполнили. Все подтверждено, все задокументировано, все обсуждено коллегиально, проведено восемь расширенных консилиумов с участием достаточно квалифицированных специалистов, главных специалистов, сотрудников Омского медицинского университета. Поэтому диагноз "отравление" снят, исключен. И в целом мы сошлись на диагнозе, который и звучит у нас основным: это "нарушение углеводного обмена", диагноз, который действительно есть.
— Но это все на фоне хронического панкреатита?
— Безусловно, безусловно. Поджелудочная железа, ее функция страдала, видно было и по тестам, которые мы проводили, то есть тот симптомокомплекс, который характеризует функцию поджелудочной железы, был смещен в сторону патологических изменений.
— От этого можно умереть?
— Конечно. Основная версия была — дисфункция поджелудочной железы у данного пациента, скорее всего, дисфункция спровоцировала резкие колебания сахара в крови, резкие, подчеркиваю, колебания, от очень низких значений до очень высоких, то есть от значений ниже трех ммоль/л до значений выше 20 ммоль/л. В таком диапазоне гликемический профиль — это очень опасное явление. Задача была в том, чтобы гликемический профиль вывести в диапазон нормальных значений. Мы этой задачи достигли уже через 12-14 часов с момента пребывания.
Первые 12 часов — да, был такой гликемический шторм, уровень сахара был высокий — от десяти до 20 — и он не поддавался коррекции инсулинотерапией.
— А можно сказать, что спасли Алексея от смерти?
— Безусловно. По течению болезни могу сказать, что самый кризис состояния у пациента отмечался в час ночи с 20 на 21 августа, когда уровень лактата в крови повысился до критически опасного. Он составлял 12. При норме до двух. Вот в этот период, наверное, организм человека переживал самые что ни на есть потрясения тяжелые. Когда срыв любых компенсаторных возможностей может привести к развитию синдрома полиорганной недостаточности.
То есть кризис был не в самолете, даже не при поступлении, кризис случился позже, примерно через 14 часов пребывания у нас, он купировался с часу ночи до девяти утра, то есть в течение семи-восьми часов была кризисная ситуация. В это время мы могли ожидать развития синдрома полиорганной недостаточности, который привел бы к гибели пациента в течение буквально суток пребывания однозначно.
— Как вы это предотвратили, что вы делали практически?
— Проводили интенсивную терапию, дробно вводили инсулин короткого действия, проводили адекватную нейровегетативную коррекцию, обеспечили нормальный сон, отсутствие возбуждения. Конечно, надо отметить, что человек молодой, резервы были, не было откровенных хронических, запущенных заболеваний. Но работа проводилась интенсивная — это ежечасный мониторинг всех функций и систем.
— Какого результата вам удалось добиться, как вы оцениваете динамику?
— К концу пребывания пациента в клинике, к 44-му часу, нам удалось стабилизировать уровень сахара в крови — 3,3-5,5, в этом диапазоне. Больше сахар резких колебаний не имел. У нас ушла ацетонемия, то есть внутренний ацетон прекратил продуцироваться. Это большой шаг, то есть закисление организма прекратилось. У нас ушел лактатацидоз, прекратилось повышенное образование молочной кислоты вследствие нарушения углеводного обмена. У нас началось энтеральное питание, которое пациент стал усваивать, а это положительный момент, то есть стали кормить специальными смесями для реанимационных пациентов. Началось усвоение глюкозы, вот что самое главное. В таких ситуациях, когда не усваивается глюкоза, высок риск летального исхода. Вот в этом, я считаю, и есть спасение, по сути, жизни в первые часы.
— Но он продолжал оставаться в коме?
— Да, в коме, но кома поверхностная. Есть кома глубокая, а есть кома поверхностная, то есть улучшение по сознанию. У реанимационного пациента это уже динамика. За 44 часа вывести кому на позитив, на улучшение, на изменение сознания в сторону плюса, а это очевидный плюс, стоит больших трудов. Это очень хороший показатель правильно назначенной терапии.
Мы не шли по стандарту лечения химической болезни, где совершенно другие технологии применяются. Мы шли по стандарту лечения метаболической комы, метаболических изменений, тяжелых, грубых и фатальных, если их не предотвратить. Поэтому мы и получили достаточно неплохой результат — и лабораторный, и клинический.
Кстати, добавлю здесь еще коматозное состояние. При поступлении кома оценивалась в пять баллов, а к моменту начала транспортировки в аэропорт она уже была девять баллов, то есть глубина комы уменьшилась. В принципе, при девяти баллах пациент уже может открыть глаза, такие элементы кратковременные, они уже появлялись.
— А пять баллов — это что? Как выглядит пациент и как он себя чувствует?
— Пять баллов — это пациент в коме без сознания, нет реакции на внешние раздражители, на голос, на прикосновения, на перемещения, на перекладывания, дыхание еще не страдает, но уже появляются признаки дыхательной недостаточности. Данная кома требует немедленного проведения реанимационного мероприятия, то есть перевода пациента на искусственную вентиляцию легких и начала интенсивной терапии, купирования того процесса, который мы подозреваем.
Да, мы подозревали отравление, мы смотрели весь спектр анализов, который может свидетельствовать о химическом воздействии, ведь не только химико-токсикологическое исследование говорит нам о токсикантах, но и реакция организма на токсиканты. Мы смотрели реакцию почек, печени и легких, тех органов, которые первыми реагируют на токсиканты. На протяжении всего времени пребывания ни один из маркеров этих органов не был изменен: ни почки, ни печень, ни легкие. Все было абсолютно чисто. Во-первых, органы работали, во-вторых, не было повреждений этих органов, что нехарактерно для химической болезни.
— То есть химическая болезнь — это как химическая травма, вы это имеете ввиду?
— Да! Совершенно верно, это термины идентичные. Просто химическая болезнь — это более такой нозологический подход. Травма — это химическая травма, она всегда химическая, травма — имеется в виду, что это внешнее воздействие, раз. Второе — это внешнее грубое воздействие достаточное на органы системы, и это воздействие, которое неминуемо должно привести к гибели живого, биологического объекта здесь и сейчас, и безвозвратно. Вот в чем травма.
— А в течение какого времени можно говорить об отравлении?
— Актуальность термина "отравление" и диагноза "отравление" действует в течение первых шести часов с момента случившегося процесса, где бы он ни был, этот процесс, — в самолете, в гостинице, в больнице. Но в первые шесть часов термин "отравление" актуален. Если мы отравление подтвердили, мы должны провести детоксикацию в формате ультрагемодиафильтрации. Ультрагемодиафильтрация — это реанимационное пособие, которое позволяет вывести токсиканты экстракорпорально, то есть не прибегая к естественным путям интоксикации, то есть печени и почек, то есть как бы диализ. Очистка крови через специальные мембраны.
— То есть мы выводим кровь за пределы тела, очищаем через аппарат и возвращаем ее очищенную?
— Совершенно верно, да, с использованием специальных буферных растворов, с поддержанием абсолютно всех жизненно важных функций. Это называется экстракорпоральная детоксикация.
— Вы это не проводили?
— Нет, не было показаний, не было органных нарушений. Из всех органов, который у нас был пострадавший, это была поджелудочная железа. Вот она давала маркеры болезни, то есть измененные анализы, которые свидетельствовали о поражении поджелудочной железы. Все остальное оставалось в пределах нормы. Вот поджелудочная железа и все, что с ней связано, — это лактоацидоз, это гипергликемия, это кетонемия, кетонурия, все, что вокруг и зависит от функций поджелудочной железы. Все было вокруг этого. Все остальные органы, системы были абсолютно нормальные и функционировали нормально. В случае химической болезни поджелудочная железа, как правило, не страдает или страдает, но вторично, через какие-то дни.
— Это в случае химической травмы?
— В случае химической травмы страдают пять систем — это почечная система, печеночная, это легкие, сердце и головной мозг. Почему вышло ошибочное предположение об отравлении? Уцепились только за один симптомокомплекс — это потеря сознания. Но причин для потери сознания, угнетения сознания, коматозного состояния бывает порядка тысячи, начиная от инфекционных заболеваний, заканчивая банальными травмами, ушибами головного мозга, инсультами и так далее. И отравлениями в том числе, кстати.
— Ну а все-таки кто-то говорит, что, может быть, как-то не сразу, а где-то позже подсыпали что-то либо дозированно, чтобы специально так произошло, чтобы это не было заметно…
— Это после нашей клиники или до?
— Ну вот в вашей клинике этого не было, правильно?
— Нет, нет! Это исключено! Это исключено по той простой причине, что работала бригада, это основная бригада, это были наши специалисты. Были три специалиста из московских институтов. В общем-то все, других специалистов, которые занимались пациентом, не было. Палата была отдельная, это был такой боксированный вариант от посторонних каких-то глаз, от прохода людей, от прохода каких-то специалистов или посторонних лиц, любопытных. Даже сотрудники больницы работали только те, которые являются должностными лицами этого отделения. Никто из посторонних людей не приходил, ничего не приносил, не участвовал в процессе. Все это было достаточно закрыто. Режим отделения токсикологического центра подразумевает под собой закрытый режим, пациент пребывал в химически безопасном объекте, никаких воздействий со стороны, по крайней мере, в нашей клинике, внешних воздействий, связанных с химикатами, с пищевыми продуктами или еще с чем-то, не было. За это я отвечаю, потому что видел сам лично и руководил этим процессом.
— Как ведет себя яд в организме человека, какую он дает клиническую картину тогда, отличную от той, которую мы наблюдали, и в чем может быть совпадение?
— Когда мы говорим о химической болезни, мы обязательно должны знать два сопровождающих процесса. Это токсикокинетика и токсикодинамика, проще говоря, токсикокинетика — это судьба яда в организме, любого яда, неважно какого, он обязательно оставляет свои следы, его прохождение бесследным остаться не может. Прежде всего он оставит свои следы на органах детоксикации — печень, почки, легкие в первую очередь, первые полчаса-час-два.
— Вы следов этих не обнаружили?
— Совершенно верно. Поражения этих органов не обнаружено, след — это поражение органов, орган отреагирует выбросом каких-то веществ, изменением функции, биохимические анализы все это показывают сразу, здесь и сейчас.
Второй момент для токсикологии, имеющий значение, — это судьба организма в результате воздействия яда, то есть как организм пережил воздействие яда либо не пережил и погиб на месте. Если организм пережил воздействие яда и была проведена детоксикационная терапия, то восстановление, как правило, особенно после фатальных ядов, тяжелых, а подозревались яды тяжелые, идет крайне медленно, крайне долго. И в общем-то, как правило, тяжелые химические отравления — это калечащие травмы, остаться здоровым человеком после острого химического отравления ядами, истинными ядами, невозможно, как правило, это инвалидизирующие повреждения, которые, в общем-то говоря, даже в течение полугода-года не восстанавливаются, это очень тяжело.
— Ну а что — яд как-то перерождает ткани или что делает яд с организмом человека, когда он его инвалидизирует, как вы сказали?
— Яд блокирует основные ферментные системы, задача яда — вывести биологический объект из естественного равновесия всех обменных процессов, чтобы эти процессы нарушились до такой степени, что организм погибает уже даже не столько от действия яда, а сколько от отсутствия систем детоксикации и нарушения собственного внутреннего баланса. Вот в чем задача яда. Если этого не произошло, вещество не может быть ядовитым.
Если мы речь ведем о ядовитых веществах, о воздействии ядовитого вещества на данного пациента, то этого не произошло, причем данная ситуация должна была произойти в первые, подчеркиваю, шесть часов. Этого не произошло. Да, есть метаболические изменения, метаболический хаос, буря, которую мы купируем, которая уходит и затихает постепенно, кома не такая глубокая, питание пошло, начался процесс восстановления углеводного обмена. Вот почему диагноз звучит как "нарушение углеводного обмена" — однозначно, как бы он скептически ни воспринимался.
Целесообразно было бы обсуждать состояние с коллегами, и мы этого ждали от немецких специалистов, однако информации по динамике анализов, которые они проводили, не поступало. У нас резюмирующие материалы были готовы уже к 22-му числу.
— Вы говорите, за 44 часа у вас пациент прошел большой путь с пяти баллов до девяти, уже стал открывать глаза и реагировать на внешние раздражители. При такой динамике сколько бы Алексей оставался еще в коме в вашей больнице?
— Сложно сказать здесь в такой вот перспективе. Одно только могу сказать: подводя итоги по 42 часам пребывания, мы с коллегами пришли к выводу, что на самом деле, если все будет развиваться благополучно, без каких-то форс-мажоров, то можно было достичь положительного эффекта, наверное, на пятые-шестые-седьмые сутки.
— Так, значит, в сознание на пятые-шестые-седьмые сутки?
— Да, обычно так. Возвращение сознания, потом восстановление дыхания. Понимаете, в чем дело? Ликвидировав, купировав углеводный шторм, введя нормальное питание. А питание — это что? Это необходимые компоненты для головного мозга, для сердечной мышцы, для скелетной мускулатуры, происходит и восстановление, соответственно, всех жизненно важных функций. И вот это питание у нас началось впервые в 18 часов, то есть за 14 часов до вылета из города Омска. И нам было бы интересно оценить, как это питание усвоилось и как можно было расширить это питание в дальнейшем. Но поскольку семья пострадавшего пациента пожелала, в общем-то говоря, лечиться в другой клинике, мы не смогли отследить.
Они говорят: расследуйте. Им отвечают: нет оснований. Они опять: зато у нас есть. Им на это: так дайте нам. А они ни в какую. Зато санкции уже готовы. Их в отношении России ввести намного проще, чем здравый смысл в ситуацию с Навальным.
— То есть, по вашим ожиданиям, Алексей должен был бы вернуться в сознание. И, судя по динамике, которой вы уже достигли, уже через трое суток. А в Германии он оставался больше двух недель в коме. Что это может быть? Чем это объяснить?
— Вы знаете, я не знаю сведений, две недели была кома или неделю.
— Это же объявлялось, что он в коме, в коме, в коме — и так длилось 15 дней.
— Сложно сказать.
— Потом он очнулся и сказал: "Хочу в Россию". Сообщалось, да.
— Понимаете, я могу сказать только по опыту выхода таких пациентов на ясное сознание. Он не уникален с точки зрения диагноза. С точки зрения течения патологического процесса это не уникальное заболевание. Такие мы вещи встречали, и частенько. Но вот по опыту, что мужчина такого возраста, такой конституции, такого фона отсутствия хронических заболеваний — ну, пятые-шестые сутки.
— Одну секундочку, мне сказали, что у него хронический панкреатит.
— Ну, хронический панкреатит — это не до такой степени фатальное заболевание, если его контролировать, вести его, чтобы оно находилось под контролем, оно не будет давать таких серьезных сбоев. Здесь прежде всего какие-то провоцирующие сбои, какие — нам не сказали. То есть это все вот знакомо самому пациенту, скорее всего. Он знает это точно, отчего это могло произойти. Если задать ему вопрос, он ответит.
— Тогда у меня параллели. Ему же задали, и он ответил: "Меня отравил Путин".
— Нет-нет. Отравления нет. Химической болезни нет, не было. Это однозначный ответ. Если вопрос ставится об отравлении, вообще диагноз об отравлении, даже в свете последних событий информационных, то если ставят такой диагноз, он должен быть поставлен: первое, врачом-токсикологом, второе, коллегиально — однозначно, третье, обязательно с учетом информации от момента ухудшения состояния, то есть потери сознания, до момента выписки из больницы. Вот эта вся документация анализируется, смотрится и только тогда принимается решение коллегиально консилиумом. Но, подчеркиваю, на наших консилиумах, которые были проведены, мы тему отравления закрыли в первые сутки. Все, что там дальше происходило, нам неизвестно. Но в первые сутки тема отравления была исчерпана. И никаких данных за отравление у нас не было.
— А какое впечатление оставила у вас внешность Навального, когда он появился сейчас на публике?
— Внешность вполне соответствует его заболеванию, тому диагнозу, который мы поставили. Да, пациенты с такими проблемами достаточно быстро поправляются, потому что — подчеркиваю, почему выглядит человек хорошо, — нормализовался уровень углеводного обмена, питания и так далее. Все это достаточно быстро восстанавливается. Химические болезни, как калечащие болезни, как действующие очень яростно и пагубно на организм, оставляют очень тяжелые внешние признаки.
— Как бы он выглядел, если бы это была химическая травма, химическая болезнь?
— Во-первых, он не смог бы до сих пор выйти в эфир, общаться, вести такую активную жизнь. Он бы находился на больничной койке. Это однозначно. Второй момент: даже при хороших прогнозах, хороших клиниках, хороших оборудовании и медикаментах, это был бы, по крайней мере, ранний восстановительный период токсической энцефалопатии, только первое движение рук, первое движение ног, первое открывание самостоятельно глаз, первые попытки приема пищи с помощью персонала и так далее.
— Это если бы было отравление дихлофосом, условно, да?
— Да. Даже при дихлофосе у нас пациенты пребывали в состоянии, о котором я сказал, в тяжелом состоянии, 60-70 суток. Это только реанимационный период столько длится. И только потом начинается восстановительный период, поскольку мы говорим о нервно-паралитических ядах.
— Не мы говорим, а нам говорят.
— Нам говорят или подозревают, что мы не распознали нервно-паралитический яд. Уже из самого названия понятно, какой должен быть исход этого яда — нервно-паралитический, то есть обездвиженность полная организма. А так как нервная система — это система, восстанавливающаяся очень медленно и очень долго, и центральная нервная система, и периферическая, то эффекта, хорошего эффекта, раньше чем через полгода, мы бы и не ожидали. Это в случае, если бы все было хорошо и благоприятно. Это что касается нервно-паралитических ядов.
— И какой бы эффект мы назвали хорошим? Вы говорите, хорошего эффекта можно было бы ожидать. Он что, так же прыгал бы по лестницам?
— Нет, эффект был бы хорошим, вот в данном случае — это через полгода инвалидное кресло. По крайней мере, это элементарные движения, это элементарно взял ложку, кружку, элементарно начал двигать руками, использовать это кресло.
— А сейчас Charite говорит, что может остаться это отравление и без последствий для здоровья, то есть он полностью, стопроцентно восстановится.
— Так отравления нет, поэтому все восстановится. Если отравления нет, все восстановится, естественно. Оно уже восстановилось, по сути своей. Вчера, видя документальные кадры в Сети, там абсолютно никакого отравления нет. Это даже не перенесенное отравление. Это метаболические нарушения, которые вот постигли в определенный момент, при определенных обстоятельствах они возникли, они были критические, но удалось их купировать, слава богу, я надеюсь, что и наши коллеги, собственно говоря, поддержали нас и продолжили терапию в том же направлении. Они не запрашивали у нас результатов анализов, они не запрашивали той же самой пресловутой холинэстеразы, этого тоже никто не запрашивал, хотя при отравлениях динамика холинэстеразы обязательно выполняется, и выполняется она несколько раз в сутки, но коллеги не запрашивали.
— А сейчас мы слышим, что что-то там нашли, какие-то там следы. Это вообще как мы к этому относимся, что это может быть тогда?
— Ну, обнаружение следов или каких-то химических веществ или продуктов распада вообще ни о чем еще не говорит. Вообще в клинической токсикологии держится все на трех столпах, основных, когда мы говорим об отравлении. Это токсикологическая ситуация, то есть эпизод, поступление яда в организм. Второе — это клиническая картина. Третье — это химико-токсикологическая верификация здесь и сейчас, на месте, тогда, когда развернута клиническая картина. Сейчас все исследования, которые проводятся, как токсикологу мне не интересны. Что это, где это, когда взято, кем взято, при каких условиях, при каких обстоятельствах и у кого это взято, можно только догадываться. Пациент токсикологический "актуален" в первые шесть часов, дальше уже это не имеет значения.
— То есть дальше либо смерть, либо…
— Либо глубокая инвалидизация, если человек пережил это отравление. Если он пережил. Но, подчеркиваю, пережить отравление без детоксикации невозможно. Иначе не было бы нашей специальности "Клиническая токсикология". Она не имела бы смысла. Смысл специальности в том, чтобы быстро определить отравление, назначить метод детоксикации и провести этот метод детоксикации в максимально быстрые сроки. Поэтому мы и находимся в больницах скорой медицинской помощи. Токсикологические центры в России, как правило, так устроены.
— Можно сказать, что вам пришлось заниматься не своим делом, поскольку отравления не было?
— Да, нам пришлось заниматься не своим делом, но здесь мы же участвовали коллегиально, мы всегда обменивались впечатлениями о том, как протекает вот этот вот самый патологический процесс. Времени на перевозку в какой-то стационар или в какое-то отделение не было, да и не нужно было этим заниматься, нужно было обеспечить покой. Элементарный покой, элементарно такая вот внятная тактика ведения, согласительная позиция всех специалистов, а она была, диагноз — это и диагноз токсиколога или терапевта, или кардиолога, это диагноз консилиума, когда взвешиваются все за и против, все варианты рассматриваются, и только в том случае мы говорим: да, мы останавливаемся на этом диагнозе, потому что он обоснован. Более того, каждый диагноз, каждое слово в медицинской карте пациента имеют свое обоснование, жесткое обоснование, свою доказательность.
— Александр Владимирович, вы ранее сказали, что спасли Навального от смерти. А можете ли вы сказать, что столкнулись с человеческой неблагодарностью?
— Мне сложно комментировать данную ситуацию, как-то мы об этом не думаем, врачи. Со всякими ситуациями в жизни мы встречаемся: и с благодарностью, и с неблагодарностью, и с обидой, и с разочарованием, но, в общем-то, та риторика, которая идет в средствах массовой информации, ну, несколько возмущает, что человек, позиционирующий себя в политике каким-то образом, использует в своих высказываниях в отношении и политических деятелей, и обычных людей, и медицинских работников такие оскорбительные, маргинальные реплики. Вот это обескураживает, конечно, что все это еще и в массмедиа выходит. Это неприятно более. А благодарность — это личное дело каждого.
— Александр Владимирович, спасибо. Когда Навальный вернется, если вообще он вернется в Россию, пока что-то повторного желания он не высказывает, то что тогда будет? Наверное, возможен какой-то международный консилиум по его состоянию или какое-то исследование?
— Все, что касается здоровья человека, его реабилитации, его возвращения к нормальной жизни, всегда имеет свою актуальность. Более того, решение спорных вопросов, особенно спорных вопросов, и не один я, многие мои коллеги и московские ученые говорили, что необходим действительно расширенный консилиум, расширенное обсуждение медицинского сообщества подобного рода случаев, если они действительно представляют какой-то интерес с точки зрения дифференциальной диагностики с острыми химическими болезнями, метаболическими изменениями, поэтому это всегда актуально. Жизнь и здоровье человека — это всегда актуально.
https://ria.ru/20201008/navalnyy-1578753301.html
Собственно, о чём и речь.
Продолжаю утверждать, что вся история с якобы "отравлением" Навального "Новичком" — наглая выдумка и фейк от начала до конца.
Никакого отравления не было, не то что "Новичком", а вообще ничем.
===
Александр Сабаев: диагноз "отравление" у Навального не подтвердился
Главный токсиколог Сибирского федерального округа и Омской области, доктор медицинских наук, заведующий отделением Омской городской больницы скорой медицинской помощи № 1 Александр Сабаев в интервью РИА Новости рассказал о лечении Алексея Навального — отравление было исключено, было диагностировано нарушение углеводного обмена, от которого пациента успешно лечили и за несколько часов смогли значительно улучшить его состояние, а также о том, как бы выглядел человек после отравления ядом и сколько времени заняло бы его восстановление.
— Александр Владимирович, как раз к вам и поступил Алексей Навальный, который потом стал берлинским пациентом. У меня сразу простой вопрос: было ли отравление?
— Отравления не было. Отравление рассматривалось в числе одной из причин ухудшения самочувствия. Но в течение первых шести часов пребывания в нашей клинике диагноз "острое отравление" был снят. Более того, он не подтвержден был ни клинически, ни анамнестически, ни химико-токсикологическими исследованиями. То есть никаких данных о том, что это было острое отравление, мы не обнаружили.
— Ну а что было тогда? Вот сейчас уже, мне кажется, бессмысленно это понятие "врачебная тайна", поскольку уже обвинили Путина в том, что он отравил Навального. Уже заявили, что Навальный был отравлен, у него там что-то нашли. Все это уже по всему миру разрослось, огромное политическое дело. Ну а что было? Что вы, собственно, записали в истории болезни?
— Совершенно верно, диагноз так и звучит, как он и звучал на протяжении всех этих месяцев: нарушение углеводного обмена. Скрывать здесь нечего. Это действительно тяжелое метаболическое состояние. Это не острая химическая болезнь, как представляют некоторые сторонники пациента. Это метаболическое состояние, тяжелое метаболическое расстройство, возникшее, скорее всего, за несколько часов, может быть, даже суток до момента резкого ухудшения в воздухе, когда пациент пребывал в самолете.
Нам и предстояло бороться с этими тяжелыми метаболическими нарушениями, которые, в общем-то говоря, к концу пребывания в нашей клинике удалось по крайней мере стабилизировать и вывести на позитивную динамику.
Сразу скажу, острая химическая болезнь и метаболические заболевания — это разные патологические процессы, не имеющие ничего общего. Поэтому клинически химических болезней не было, равно как и не будет последствий химического агента. Метаболические изменения — да, они имели место быть. Мы вели борьбу с такими синдромами и, в общем-то, положительную динамику достигли уже к 40-42-му часу пребывания в нашей клинике.
— Ну а что все же стало причиной этого тяжелого метаболического нарушения, как вы сказали?
— Причин может быть несколько. Это и фактор алиментарный, то есть факторы питания и факторы возможного употребления алкогольных напитков. Это фактор несоблюдения диеты либо ведение каких-то диет. Основные причины, как правило, именно эти. Но то, что метаболические нарушения были, это подтверждено лабораторными тестами. Это подтверждено биохимическими тестами, которых мы провели восемь. Это 11 исследований кислотного основного состояния. Это 25 исследований уровня гликемии. Это инструментальные исследования, это, в общем-то, весь комплекс диагностики, который мы выполнили. Все подтверждено, все задокументировано, все обсуждено коллегиально, проведено восемь расширенных консилиумов с участием достаточно квалифицированных специалистов, главных специалистов, сотрудников Омского медицинского университета. Поэтому диагноз "отравление" снят, исключен. И в целом мы сошлись на диагнозе, который и звучит у нас основным: это "нарушение углеводного обмена", диагноз, который действительно есть.
— Но это все на фоне хронического панкреатита?
— Безусловно, безусловно. Поджелудочная железа, ее функция страдала, видно было и по тестам, которые мы проводили, то есть тот симптомокомплекс, который характеризует функцию поджелудочной железы, был смещен в сторону патологических изменений.
— От этого можно умереть?
— Конечно. Основная версия была — дисфункция поджелудочной железы у данного пациента, скорее всего, дисфункция спровоцировала резкие колебания сахара в крови, резкие, подчеркиваю, колебания, от очень низких значений до очень высоких, то есть от значений ниже трех ммоль/л до значений выше 20 ммоль/л. В таком диапазоне гликемический профиль — это очень опасное явление. Задача была в том, чтобы гликемический профиль вывести в диапазон нормальных значений. Мы этой задачи достигли уже через 12-14 часов с момента пребывания.
Первые 12 часов — да, был такой гликемический шторм, уровень сахара был высокий — от десяти до 20 — и он не поддавался коррекции инсулинотерапией.
— А можно сказать, что спасли Алексея от смерти?
— Безусловно. По течению болезни могу сказать, что самый кризис состояния у пациента отмечался в час ночи с 20 на 21 августа, когда уровень лактата в крови повысился до критически опасного. Он составлял 12. При норме до двух. Вот в этот период, наверное, организм человека переживал самые что ни на есть потрясения тяжелые. Когда срыв любых компенсаторных возможностей может привести к развитию синдрома полиорганной недостаточности.
То есть кризис был не в самолете, даже не при поступлении, кризис случился позже, примерно через 14 часов пребывания у нас, он купировался с часу ночи до девяти утра, то есть в течение семи-восьми часов была кризисная ситуация. В это время мы могли ожидать развития синдрома полиорганной недостаточности, который привел бы к гибели пациента в течение буквально суток пребывания однозначно.
— Как вы это предотвратили, что вы делали практически?
— Проводили интенсивную терапию, дробно вводили инсулин короткого действия, проводили адекватную нейровегетативную коррекцию, обеспечили нормальный сон, отсутствие возбуждения. Конечно, надо отметить, что человек молодой, резервы были, не было откровенных хронических, запущенных заболеваний. Но работа проводилась интенсивная — это ежечасный мониторинг всех функций и систем.
— Какого результата вам удалось добиться, как вы оцениваете динамику?
— К концу пребывания пациента в клинике, к 44-му часу, нам удалось стабилизировать уровень сахара в крови — 3,3-5,5, в этом диапазоне. Больше сахар резких колебаний не имел. У нас ушла ацетонемия, то есть внутренний ацетон прекратил продуцироваться. Это большой шаг, то есть закисление организма прекратилось. У нас ушел лактатацидоз, прекратилось повышенное образование молочной кислоты вследствие нарушения углеводного обмена. У нас началось энтеральное питание, которое пациент стал усваивать, а это положительный момент, то есть стали кормить специальными смесями для реанимационных пациентов. Началось усвоение глюкозы, вот что самое главное. В таких ситуациях, когда не усваивается глюкоза, высок риск летального исхода. Вот в этом, я считаю, и есть спасение, по сути, жизни в первые часы.
— Но он продолжал оставаться в коме?
— Да, в коме, но кома поверхностная. Есть кома глубокая, а есть кома поверхностная, то есть улучшение по сознанию. У реанимационного пациента это уже динамика. За 44 часа вывести кому на позитив, на улучшение, на изменение сознания в сторону плюса, а это очевидный плюс, стоит больших трудов. Это очень хороший показатель правильно назначенной терапии.
Мы не шли по стандарту лечения химической болезни, где совершенно другие технологии применяются. Мы шли по стандарту лечения метаболической комы, метаболических изменений, тяжелых, грубых и фатальных, если их не предотвратить. Поэтому мы и получили достаточно неплохой результат — и лабораторный, и клинический.
Кстати, добавлю здесь еще коматозное состояние. При поступлении кома оценивалась в пять баллов, а к моменту начала транспортировки в аэропорт она уже была девять баллов, то есть глубина комы уменьшилась. В принципе, при девяти баллах пациент уже может открыть глаза, такие элементы кратковременные, они уже появлялись.
— А пять баллов — это что? Как выглядит пациент и как он себя чувствует?
— Пять баллов — это пациент в коме без сознания, нет реакции на внешние раздражители, на голос, на прикосновения, на перемещения, на перекладывания, дыхание еще не страдает, но уже появляются признаки дыхательной недостаточности. Данная кома требует немедленного проведения реанимационного мероприятия, то есть перевода пациента на искусственную вентиляцию легких и начала интенсивной терапии, купирования того процесса, который мы подозреваем.
Да, мы подозревали отравление, мы смотрели весь спектр анализов, который может свидетельствовать о химическом воздействии, ведь не только химико-токсикологическое исследование говорит нам о токсикантах, но и реакция организма на токсиканты. Мы смотрели реакцию почек, печени и легких, тех органов, которые первыми реагируют на токсиканты. На протяжении всего времени пребывания ни один из маркеров этих органов не был изменен: ни почки, ни печень, ни легкие. Все было абсолютно чисто. Во-первых, органы работали, во-вторых, не было повреждений этих органов, что нехарактерно для химической болезни.
— То есть химическая болезнь — это как химическая травма, вы это имеете ввиду?
— Да! Совершенно верно, это термины идентичные. Просто химическая болезнь — это более такой нозологический подход. Травма — это химическая травма, она всегда химическая, травма — имеется в виду, что это внешнее воздействие, раз. Второе — это внешнее грубое воздействие достаточное на органы системы, и это воздействие, которое неминуемо должно привести к гибели живого, биологического объекта здесь и сейчас, и безвозвратно. Вот в чем травма.
— А в течение какого времени можно говорить об отравлении?
— Актуальность термина "отравление" и диагноза "отравление" действует в течение первых шести часов с момента случившегося процесса, где бы он ни был, этот процесс, — в самолете, в гостинице, в больнице. Но в первые шесть часов термин "отравление" актуален. Если мы отравление подтвердили, мы должны провести детоксикацию в формате ультрагемодиафильтрации. Ультрагемодиафильтрация — это реанимационное пособие, которое позволяет вывести токсиканты экстракорпорально, то есть не прибегая к естественным путям интоксикации, то есть печени и почек, то есть как бы диализ. Очистка крови через специальные мембраны.
— То есть мы выводим кровь за пределы тела, очищаем через аппарат и возвращаем ее очищенную?
— Совершенно верно, да, с использованием специальных буферных растворов, с поддержанием абсолютно всех жизненно важных функций. Это называется экстракорпоральная детоксикация.
— Вы это не проводили?
— Нет, не было показаний, не было органных нарушений. Из всех органов, который у нас был пострадавший, это была поджелудочная железа. Вот она давала маркеры болезни, то есть измененные анализы, которые свидетельствовали о поражении поджелудочной железы. Все остальное оставалось в пределах нормы. Вот поджелудочная железа и все, что с ней связано, — это лактоацидоз, это гипергликемия, это кетонемия, кетонурия, все, что вокруг и зависит от функций поджелудочной железы. Все было вокруг этого. Все остальные органы, системы были абсолютно нормальные и функционировали нормально. В случае химической болезни поджелудочная железа, как правило, не страдает или страдает, но вторично, через какие-то дни.
— Это в случае химической травмы?
— В случае химической травмы страдают пять систем — это почечная система, печеночная, это легкие, сердце и головной мозг. Почему вышло ошибочное предположение об отравлении? Уцепились только за один симптомокомплекс — это потеря сознания. Но причин для потери сознания, угнетения сознания, коматозного состояния бывает порядка тысячи, начиная от инфекционных заболеваний, заканчивая банальными травмами, ушибами головного мозга, инсультами и так далее. И отравлениями в том числе, кстати.
— Ну а все-таки кто-то говорит, что, может быть, как-то не сразу, а где-то позже подсыпали что-то либо дозированно, чтобы специально так произошло, чтобы это не было заметно…
— Это после нашей клиники или до?
— Ну вот в вашей клинике этого не было, правильно?
— Нет, нет! Это исключено! Это исключено по той простой причине, что работала бригада, это основная бригада, это были наши специалисты. Были три специалиста из московских институтов. В общем-то все, других специалистов, которые занимались пациентом, не было. Палата была отдельная, это был такой боксированный вариант от посторонних каких-то глаз, от прохода людей, от прохода каких-то специалистов или посторонних лиц, любопытных. Даже сотрудники больницы работали только те, которые являются должностными лицами этого отделения. Никто из посторонних людей не приходил, ничего не приносил, не участвовал в процессе. Все это было достаточно закрыто. Режим отделения токсикологического центра подразумевает под собой закрытый режим, пациент пребывал в химически безопасном объекте, никаких воздействий со стороны, по крайней мере, в нашей клинике, внешних воздействий, связанных с химикатами, с пищевыми продуктами или еще с чем-то, не было. За это я отвечаю, потому что видел сам лично и руководил этим процессом.
— Как ведет себя яд в организме человека, какую он дает клиническую картину тогда, отличную от той, которую мы наблюдали, и в чем может быть совпадение?
— Когда мы говорим о химической болезни, мы обязательно должны знать два сопровождающих процесса. Это токсикокинетика и токсикодинамика, проще говоря, токсикокинетика — это судьба яда в организме, любого яда, неважно какого, он обязательно оставляет свои следы, его прохождение бесследным остаться не может. Прежде всего он оставит свои следы на органах детоксикации — печень, почки, легкие в первую очередь, первые полчаса-час-два.
— Вы следов этих не обнаружили?
— Совершенно верно. Поражения этих органов не обнаружено, след — это поражение органов, орган отреагирует выбросом каких-то веществ, изменением функции, биохимические анализы все это показывают сразу, здесь и сейчас.
Второй момент для токсикологии, имеющий значение, — это судьба организма в результате воздействия яда, то есть как организм пережил воздействие яда либо не пережил и погиб на месте. Если организм пережил воздействие яда и была проведена детоксикационная терапия, то восстановление, как правило, особенно после фатальных ядов, тяжелых, а подозревались яды тяжелые, идет крайне медленно, крайне долго. И в общем-то, как правило, тяжелые химические отравления — это калечащие травмы, остаться здоровым человеком после острого химического отравления ядами, истинными ядами, невозможно, как правило, это инвалидизирующие повреждения, которые, в общем-то говоря, даже в течение полугода-года не восстанавливаются, это очень тяжело.
— Ну а что — яд как-то перерождает ткани или что делает яд с организмом человека, когда он его инвалидизирует, как вы сказали?
— Яд блокирует основные ферментные системы, задача яда — вывести биологический объект из естественного равновесия всех обменных процессов, чтобы эти процессы нарушились до такой степени, что организм погибает уже даже не столько от действия яда, а сколько от отсутствия систем детоксикации и нарушения собственного внутреннего баланса. Вот в чем задача яда. Если этого не произошло, вещество не может быть ядовитым.
Если мы речь ведем о ядовитых веществах, о воздействии ядовитого вещества на данного пациента, то этого не произошло, причем данная ситуация должна была произойти в первые, подчеркиваю, шесть часов. Этого не произошло. Да, есть метаболические изменения, метаболический хаос, буря, которую мы купируем, которая уходит и затихает постепенно, кома не такая глубокая, питание пошло, начался процесс восстановления углеводного обмена. Вот почему диагноз звучит как "нарушение углеводного обмена" — однозначно, как бы он скептически ни воспринимался.
Целесообразно было бы обсуждать состояние с коллегами, и мы этого ждали от немецких специалистов, однако информации по динамике анализов, которые они проводили, не поступало. У нас резюмирующие материалы были готовы уже к 22-му числу.
— Вы говорите, за 44 часа у вас пациент прошел большой путь с пяти баллов до девяти, уже стал открывать глаза и реагировать на внешние раздражители. При такой динамике сколько бы Алексей оставался еще в коме в вашей больнице?
— Сложно сказать здесь в такой вот перспективе. Одно только могу сказать: подводя итоги по 42 часам пребывания, мы с коллегами пришли к выводу, что на самом деле, если все будет развиваться благополучно, без каких-то форс-мажоров, то можно было достичь положительного эффекта, наверное, на пятые-шестые-седьмые сутки.
— Так, значит, в сознание на пятые-шестые-седьмые сутки?
— Да, обычно так. Возвращение сознания, потом восстановление дыхания. Понимаете, в чем дело? Ликвидировав, купировав углеводный шторм, введя нормальное питание. А питание — это что? Это необходимые компоненты для головного мозга, для сердечной мышцы, для скелетной мускулатуры, происходит и восстановление, соответственно, всех жизненно важных функций. И вот это питание у нас началось впервые в 18 часов, то есть за 14 часов до вылета из города Омска. И нам было бы интересно оценить, как это питание усвоилось и как можно было расширить это питание в дальнейшем. Но поскольку семья пострадавшего пациента пожелала, в общем-то говоря, лечиться в другой клинике, мы не смогли отследить.
Они говорят: расследуйте. Им отвечают: нет оснований. Они опять: зато у нас есть. Им на это: так дайте нам. А они ни в какую. Зато санкции уже готовы. Их в отношении России ввести намного проще, чем здравый смысл в ситуацию с Навальным.
— То есть, по вашим ожиданиям, Алексей должен был бы вернуться в сознание. И, судя по динамике, которой вы уже достигли, уже через трое суток. А в Германии он оставался больше двух недель в коме. Что это может быть? Чем это объяснить?
— Вы знаете, я не знаю сведений, две недели была кома или неделю.
— Это же объявлялось, что он в коме, в коме, в коме — и так длилось 15 дней.
— Сложно сказать.
— Потом он очнулся и сказал: "Хочу в Россию". Сообщалось, да.
— Понимаете, я могу сказать только по опыту выхода таких пациентов на ясное сознание. Он не уникален с точки зрения диагноза. С точки зрения течения патологического процесса это не уникальное заболевание. Такие мы вещи встречали, и частенько. Но вот по опыту, что мужчина такого возраста, такой конституции, такого фона отсутствия хронических заболеваний — ну, пятые-шестые сутки.
— Одну секундочку, мне сказали, что у него хронический панкреатит.
— Ну, хронический панкреатит — это не до такой степени фатальное заболевание, если его контролировать, вести его, чтобы оно находилось под контролем, оно не будет давать таких серьезных сбоев. Здесь прежде всего какие-то провоцирующие сбои, какие — нам не сказали. То есть это все вот знакомо самому пациенту, скорее всего. Он знает это точно, отчего это могло произойти. Если задать ему вопрос, он ответит.
— Тогда у меня параллели. Ему же задали, и он ответил: "Меня отравил Путин".
— Нет-нет. Отравления нет. Химической болезни нет, не было. Это однозначный ответ. Если вопрос ставится об отравлении, вообще диагноз об отравлении, даже в свете последних событий информационных, то если ставят такой диагноз, он должен быть поставлен: первое, врачом-токсикологом, второе, коллегиально — однозначно, третье, обязательно с учетом информации от момента ухудшения состояния, то есть потери сознания, до момента выписки из больницы. Вот эта вся документация анализируется, смотрится и только тогда принимается решение коллегиально консилиумом. Но, подчеркиваю, на наших консилиумах, которые были проведены, мы тему отравления закрыли в первые сутки. Все, что там дальше происходило, нам неизвестно. Но в первые сутки тема отравления была исчерпана. И никаких данных за отравление у нас не было.
— А какое впечатление оставила у вас внешность Навального, когда он появился сейчас на публике?
— Внешность вполне соответствует его заболеванию, тому диагнозу, который мы поставили. Да, пациенты с такими проблемами достаточно быстро поправляются, потому что — подчеркиваю, почему выглядит человек хорошо, — нормализовался уровень углеводного обмена, питания и так далее. Все это достаточно быстро восстанавливается. Химические болезни, как калечащие болезни, как действующие очень яростно и пагубно на организм, оставляют очень тяжелые внешние признаки.
— Как бы он выглядел, если бы это была химическая травма, химическая болезнь?
— Во-первых, он не смог бы до сих пор выйти в эфир, общаться, вести такую активную жизнь. Он бы находился на больничной койке. Это однозначно. Второй момент: даже при хороших прогнозах, хороших клиниках, хороших оборудовании и медикаментах, это был бы, по крайней мере, ранний восстановительный период токсической энцефалопатии, только первое движение рук, первое движение ног, первое открывание самостоятельно глаз, первые попытки приема пищи с помощью персонала и так далее.
— Это если бы было отравление дихлофосом, условно, да?
— Да. Даже при дихлофосе у нас пациенты пребывали в состоянии, о котором я сказал, в тяжелом состоянии, 60-70 суток. Это только реанимационный период столько длится. И только потом начинается восстановительный период, поскольку мы говорим о нервно-паралитических ядах.
— Не мы говорим, а нам говорят.
— Нам говорят или подозревают, что мы не распознали нервно-паралитический яд. Уже из самого названия понятно, какой должен быть исход этого яда — нервно-паралитический, то есть обездвиженность полная организма. А так как нервная система — это система, восстанавливающаяся очень медленно и очень долго, и центральная нервная система, и периферическая, то эффекта, хорошего эффекта, раньше чем через полгода, мы бы и не ожидали. Это в случае, если бы все было хорошо и благоприятно. Это что касается нервно-паралитических ядов.
— И какой бы эффект мы назвали хорошим? Вы говорите, хорошего эффекта можно было бы ожидать. Он что, так же прыгал бы по лестницам?
— Нет, эффект был бы хорошим, вот в данном случае — это через полгода инвалидное кресло. По крайней мере, это элементарные движения, это элементарно взял ложку, кружку, элементарно начал двигать руками, использовать это кресло.
— А сейчас Charite говорит, что может остаться это отравление и без последствий для здоровья, то есть он полностью, стопроцентно восстановится.
— Так отравления нет, поэтому все восстановится. Если отравления нет, все восстановится, естественно. Оно уже восстановилось, по сути своей. Вчера, видя документальные кадры в Сети, там абсолютно никакого отравления нет. Это даже не перенесенное отравление. Это метаболические нарушения, которые вот постигли в определенный момент, при определенных обстоятельствах они возникли, они были критические, но удалось их купировать, слава богу, я надеюсь, что и наши коллеги, собственно говоря, поддержали нас и продолжили терапию в том же направлении. Они не запрашивали у нас результатов анализов, они не запрашивали той же самой пресловутой холинэстеразы, этого тоже никто не запрашивал, хотя при отравлениях динамика холинэстеразы обязательно выполняется, и выполняется она несколько раз в сутки, но коллеги не запрашивали.
— А сейчас мы слышим, что что-то там нашли, какие-то там следы. Это вообще как мы к этому относимся, что это может быть тогда?
— Ну, обнаружение следов или каких-то химических веществ или продуктов распада вообще ни о чем еще не говорит. Вообще в клинической токсикологии держится все на трех столпах, основных, когда мы говорим об отравлении. Это токсикологическая ситуация, то есть эпизод, поступление яда в организм. Второе — это клиническая картина. Третье — это химико-токсикологическая верификация здесь и сейчас, на месте, тогда, когда развернута клиническая картина. Сейчас все исследования, которые проводятся, как токсикологу мне не интересны. Что это, где это, когда взято, кем взято, при каких условиях, при каких обстоятельствах и у кого это взято, можно только догадываться. Пациент токсикологический "актуален" в первые шесть часов, дальше уже это не имеет значения.
— То есть дальше либо смерть, либо…
— Либо глубокая инвалидизация, если человек пережил это отравление. Если он пережил. Но, подчеркиваю, пережить отравление без детоксикации невозможно. Иначе не было бы нашей специальности "Клиническая токсикология". Она не имела бы смысла. Смысл специальности в том, чтобы быстро определить отравление, назначить метод детоксикации и провести этот метод детоксикации в максимально быстрые сроки. Поэтому мы и находимся в больницах скорой медицинской помощи. Токсикологические центры в России, как правило, так устроены.
— Можно сказать, что вам пришлось заниматься не своим делом, поскольку отравления не было?
— Да, нам пришлось заниматься не своим делом, но здесь мы же участвовали коллегиально, мы всегда обменивались впечатлениями о том, как протекает вот этот вот самый патологический процесс. Времени на перевозку в какой-то стационар или в какое-то отделение не было, да и не нужно было этим заниматься, нужно было обеспечить покой. Элементарный покой, элементарно такая вот внятная тактика ведения, согласительная позиция всех специалистов, а она была, диагноз — это и диагноз токсиколога или терапевта, или кардиолога, это диагноз консилиума, когда взвешиваются все за и против, все варианты рассматриваются, и только в том случае мы говорим: да, мы останавливаемся на этом диагнозе, потому что он обоснован. Более того, каждый диагноз, каждое слово в медицинской карте пациента имеют свое обоснование, жесткое обоснование, свою доказательность.
— Александр Владимирович, вы ранее сказали, что спасли Навального от смерти. А можете ли вы сказать, что столкнулись с человеческой неблагодарностью?
— Мне сложно комментировать данную ситуацию, как-то мы об этом не думаем, врачи. Со всякими ситуациями в жизни мы встречаемся: и с благодарностью, и с неблагодарностью, и с обидой, и с разочарованием, но, в общем-то, та риторика, которая идет в средствах массовой информации, ну, несколько возмущает, что человек, позиционирующий себя в политике каким-то образом, использует в своих высказываниях в отношении и политических деятелей, и обычных людей, и медицинских работников такие оскорбительные, маргинальные реплики. Вот это обескураживает, конечно, что все это еще и в массмедиа выходит. Это неприятно более. А благодарность — это личное дело каждого.
— Александр Владимирович, спасибо. Когда Навальный вернется, если вообще он вернется в Россию, пока что-то повторного желания он не высказывает, то что тогда будет? Наверное, возможен какой-то международный консилиум по его состоянию или какое-то исследование?
— Все, что касается здоровья человека, его реабилитации, его возвращения к нормальной жизни, всегда имеет свою актуальность. Более того, решение спорных вопросов, особенно спорных вопросов, и не один я, многие мои коллеги и московские ученые говорили, что необходим действительно расширенный консилиум, расширенное обсуждение медицинского сообщества подобного рода случаев, если они действительно представляют какой-то интерес с точки зрения дифференциальной диагностики с острыми химическими болезнями, метаболическими изменениями, поэтому это всегда актуально. Жизнь и здоровье человека — это всегда актуально.
https://ria.ru/20201008/navalnyy-1578753301.html
Не, на самом деле это ж ни хера не шутки: сидят люди в сурковской правой, с уклоном в фашизм, организации "Суть времени". Занимаются банальным охранительством путинского режима, яростно воюют против любого левого и рабочего движения. И при этом они там уверены, что они сами "левые", и даже "красные"(!) и что топят "за коммунизм"(!). Даже завели ИА "Красная весна". Просто пиздец. В деле промывания мозгов и извращения смыслов и понятий Кургинян, видимо, мастер. Ну и, конечно, все адекватные люди давно поняли, что это за шарашка, и вышли оттуда, остались самые упоротые, калиброванные — видимо, это играет роль.BadBlock писал(а) ↑ 08 окт 2020 11:23: Беги скорее охранять феодально-воровскую путинскую вертухаль — вы там главное при этом себя утешайте, что тем самым строите "СССР 2.0", ведь это сказал сам дуче гуру, а он ошибаться не может, нагло врать тем более.
Да ну, какой он там мастер. Речи все знакомые до боли.BadBlock писал(а) ↑ 09 окт 2020 04:24: В деле промывания мозгов и извращения смыслов и понятий Кургинян, видимо, мастер.
Вы поменьше интересуйтесь тем, что происходит.
Да побольше о высоком думайте.
Потребительство это плохо, о богатстве в жизни не мечтайте.
В прекрасном будущем вам воздастся.
А злодеев жизнь накажет.
Короче, поменьше свои интернеты читайте, это всё от нечистого, поменьше богатым завидуйте, да против власти земной не ропщите, на том свете воздастся, да побольше поститесь и молитесь.
Разница лишь в обертке, просто своя ЦА, для охвата.
Возвращаясь к теме, ЕС вроде не планирует секторальных санкций, речь ведётся о конкретных физлицах, так что все таки история с СП2 не клеится.
Он уже сострил.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.
№ 835: BadBlock, вот задаюсь вопросом. После высеров навалеши в сторону врачей, которые спасли ему жизнь, готовы ли будут они ему помочь в случае рецидива? И он на что рассчитывает? Что если опять его подкосит, самолет сразу развернут в сторону объятий милой Ангелы?
ЗЫ Реально, тупое чучело.
ЗЫ Реально, тупое чучело.
Помогут, думаю.Lector.G писал(а) ↑ 09 окт 2020 17:41: После высеров навалеши в сторону врачей, которые спасли ему жизнь, готовы ли будут они ему помочь в случае рецидива?
Все-таки врач обязан и большинство (не все, увы) возякаются добросовестно и не с такими утырками.
Я вон когда в 2013 лежал с переломом позвоночника, то со мной в палате куча народу сменилась (я лежал 45 дней в травматологии, а с бытовыми травмами менялись там каждые 7-10 дней соседи по палате) - каких только кадров не увидел, аж оторопь брала.
Врачи терпеливо лечили: утырок утырком, матом орет на тебя - но лечить надо. Лечили.
"Новичок" форэвэ :
Новичок давно не яд, а торговая марка, бренд. Употребив - к месту или не к месту, неважно - слово "Новичок" можно дальше не рассказывать слушателю что это Путин виноват и плохая Россия -это и так очевидно. Очень удобный бренд. Зачётный.
Если они завтра напишут что в трубопроводе "Северный поток - два" нашли "следы Новичка" - я уверяю, они это и схавают.
Так устроен мир и пропаганда. И мы ещё не раз это слово услышим. Новичок теперь у нас форевэ.
А отравился кто-либо или нет - тут вообще не при чем.
via
Новичок давно не яд, а торговая марка, бренд. Употребив - к месту или не к месту, неважно - слово "Новичок" можно дальше не рассказывать слушателю что это Путин виноват и плохая Россия -это и так очевидно. Очень удобный бренд. Зачётный.
Если они завтра напишут что в трубопроводе "Северный поток - два" нашли "следы Новичка" - я уверяю, они это и схавают.
Так устроен мир и пропаганда. И мы ещё не раз это слово услышим. Новичок теперь у нас форевэ.
А отравился кто-либо или нет - тут вообще не при чем.
via
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 8 гостей
